Николай Козлов - Хранить вечно

И вдруг все приняло совсем неожиданный, но отнюдь не неприятный оборот.

В рождественскую ночь ему показали депешу из Петербурга, извещавшую, что русское правительство согласилось на его назначение вице-консулом в Москву. И новые чувства нахлынули на Локкарта. Россия — это, пожалуй, не хуже, чем Индия или Малайя. Страна загадок! Русские боярыни… Русские цыганки… Русские тройки… И освященный веками, хранящий глубокие тайны московский Кремль с Царь-пушкой и Царь-колоколом.

Да, новое назначение его вполне устраивало!

Москва… В уме моем промелькнула одному мне изо всех чиновников в то время известная Россия. Россия романов Мерримена, с приключениями, опасностями и романтикой…

Мое прибытие в Москву совпало с приездом английских нотаблей [9] Нотабли — почетные лица, представлявшие местное население в разных совещательных собраниях при колониальных властях. , которых русское правительство пригласило в 1912 году посетить обе столицы. Еще до того, как депутация добралась до Москвы, некоторые члены ее были вынуждены вернуться восвояси, не вынеся тягот петербургского гостеприимства. Оставшимся, в том числе и мне, предстояло еще справиться со значительно более тяжеловесным московским…

На третий день оно завершилось исполинским банкетом у Харитоненки, московского сахарного магната… Харитоненки жили в большом дворце напротив Кремля, на правом берегу Москвы-реки…

Локкарт горестно вздохнул. Если ему не изменяет память, обед начался, когда вице-консул был уже сыт по горло холодными закусками, и продолжался почти до полуночи.

С ним вряд ли совладал бы и сам Гаргантюа! Но и на этом лукуллов пир не кончился: предстояло сидеть до утра, чтобы осилить ужин.

После обеда — танцы и музыка, потом — бал, затем — на тройках с меховыми полостями на Стрельну, по Тверской, мимо Брестского вокзала, мимо знаменитого ночного ресторана «Яр» — в Петровский парк. Выпивали и закусывали и во дворце ресторана «Стрельна»… Там хлопали пробки из-под шампанского и восхитительно пел цыганский хор…

Там все высшие сановники, все миллионеры Москвы.

Он вспомнил мелодию романса, который надрывно пела молодая цыганка. Вскоре красавица спела только ему одному все свои песни.

Локкарту взгрустнулось. Исчезла та Россия!.. Исчезла навеки.

Я, разумеется, не мог продолжать жить в «Метрополе», отнюдь не рассчитанном на вице-консула с годовым окладом в триста фунтов. Одна неделя пребывания в «Метрополе» обошлась мне больше месячного жалованья. Жить здесь дальше стало невозможно. Кроме того, необходимо было изучить русский язык. Поэтому я поселился в одной русской семье… Хозяйкой дома была вдова Александра Эртеля, русского романиста, друга Толстого.

Здесь-то и состоялось первое знакомство Локкарта с Борисом Савинковым. Главарь русских заговорщиков-террористов скоро завоевал дружеское расположение склонного к авантюрам британского вице-консула. Но, разумеется, Локкарт на всякий случай собрал о Савинкове информацию по разведывательным каналам.

Полученные сведения говорили в пользу Бориса Викторовича. За покушения на русского царя и царских министров Савинков сидел в камере смертников Севастопольской военной тюрьмы. Однако из приготовленной для него петли выскользнул накануне казни. Это было в 1908-м. Его вывез из Севастополя отставной флотский лейтенант Никитенко. На третьи сутки одномачтовый бот доставил их на румынский берег, в Сулин. Спаситель Савинкова вскоре стал его очередной жертвой.

Менее чем через год Савинков послал его в Россию для убийства Николая II, великого князя Николая Николаевича и премьер-министра Столыпина.

Провокатор из царского казачьего конвоя выдал Никитенко жандармам прежде, чем тот успел выполнить задание.

Храброго черноморца повесили, а Савинков вышел сухим из воды и принялся подбирать исполнителей новых террористических планов, вычеркнув Никитенко из списков, известных только самому главарю. Имя Никитенко он потом не упоминал нигде.

У Савинкова могли бы брать уроки конспирации любые заговорщики. Во всех случаях жизни он был азартным игроком и, кроме организации политических убийств и диверсий, увлекался женщинами, скачками, игрой в рулетку. И то, и другое, и третье он хладнокровно бросал, когда остывали страсти, и никогда не вспоминал ни о брошенных женщинах, ни о деньгах, выкинутых на ветер в тотализаторе или в казино.

В Монте-Карло, по слухам, он проиграл за несколько ночей все партийные средства — пятнадцать тысяч золотом, но, нисколько не смутившись, пустился в сомнительные аферы, добыл новые деньги и стал завсегдатаем парижских увеселительных заведений.

Без шампанского и бренди, без кабаре и дансинга, без азартной игры и шансонеток у него не проходил ни одни день, а ему все казалось мало.

Этот человек сразу заинтересовал Локкарта.

Савинков мог ночи напролет просиживать за бутылкой бренди и вырабатывать планы на следующий день только для того, чтобы при наступлении его поручить их осуществление другим… Он так долго прожил среди шпионов и провокаторов, что, подобно герою одного из его романов, в конце концов сам не мог разобраться толком, кого он, в сущности, обманывает — врагов или себя самого…

Как и многие русские, он был пламенным оратором, умевшим гипнотизировать слушателей. Мельком ему удалось ослепить даже Черчилля, который узрел в нем русского Бонапарта. К сомнительным чертам его характера относилась жажда наслаждений, которой он подчинял огромное честолюбие.

Главный недостаток у него был тот же, что и у меня: лихорадочные приступы охоты к работе, перемежающиеся длительными интервалами лени.

Но не суждено было сбыться «романтическим» мечтам Локкарта… Дипломатическая карьера его в царской России прервалась самым неожиданным и до некоторой степени скандальным образом.

В то время, когда Россия приближалась к последнему акту своей трагедии, надвигалась небольшая трагедия и в моей личной жизни…

Несколько месяцев тому назад я сблизился с одной русской еврейкой, с которой случайно познакомился в театре. Об этом пошли всевозможные сплетни. Сплетни дошли до нашего посла. Сэр Джордж Бьюкенен [10] Джордж Бьюкенен — английский посол в России, покинувший ее после октября 1917 года в знак непризнания Великобританией Советской власти. вызвал меня к себе и во время прогулки учинил мне по этому поводу допрос… Он рассказал мне кое-что из собственной жизни… Я был поистине растроган, и мы расстались взволнованными…

Вернувшись в Москву, я принял торжественное решение отречься от своих заблуждений. Я обещал и сдержал свое слово… на протяжении трех недель. Затем раздался телефонный звонок… и я погиб. Это был конец всему. Я нарушил данное слово…