Виктор Петелин - Заволжье: Документальное повествование

Вывел из задумчивости Алексея Аполлоновича настойчивый вопрос, много раз повторенный:

— Папа, ну пойдем же, я покажу тебе библиотеку. Там сплошное великолепие.

Делать нечего. До двенадцати часов контора Кеницера закрыта. Они прошлись по Самаре. Оказалось, что библиотека переведена в новое помещение, раньше там размещалось Благородное собрание, и он не раз бывал здесь.

Алеша пошел в библиотеку, а Алексей Аполлонович по делам. А потом скорее нужно было возвращаться домой, в деревне его нетерпеливо ждали мужики: у них описан скот за подати, отсрочка им дана только до первого октября. Теперь он может заплатить им за работу.

Наступило вёдро. На хуторе молотьба шла полным ходом: в работе были обе машины. Назар сиял от счастья, ремонт машин ему вполне удался. Но результаты были плачевны: молотили почти одну траву, хорошо, если обе машины намолотят возов пять, шесть. А что делать? За зиму мыши могут последнее зерно съесть. И сеять нечем будет. Совершенно непонятно, что получилось с пшеницей в этом году... Всходы были просто замечательные, потом хорошая пшеница исчезла куда-то, покрывшись травой. И не только в Сосновке, повсюду. Убирали ее в надежде, что будет дорогая. И действительно‚ первое время цена на пшеницу поднималась. И вдруг пошла на спад. Эти дни продавали по 45, 40, 35 копеек и даже ниже. Мужики просто плачут.

Алексей Аполлонович зачарованно смотрел на работу двух машин. Уж очень споро и красиво шла работа. Рядом стоящий сосед-помещик Поздняков тоже не мог налюбоваться.

— Как-то по-богатому идет, — восхищенно сказал он.

— Пожалуй, надо воспользоваться сухим временем и нанять еще молотильщиков на пшеницу. Как ты думаешь?

— Да, надо торопиться. Куй железо, пока горячо, как говорится.

Но надежды на хорошую погоду не оправдались. Только Алексей Аполлонович нанял около ста мужиков с лошадьми, как погода круто переменилась. После теплых дней вдруг наступил ужасный холод с ветром. Обмолотить пшеницу не удалось. Алексей Аполлонович заторопился в Самару с подсолнышками. Очень не хотелось снова тащить с собой Лелю. Да он и сам не стремился уезжать из Сосновки в такую скверную погоду. Но не оставлять же его одного. Машины... Ночные работы... Нет, нельзя его оставлять, решил Алексей Аполлонович. Леля чуть не в слезы.

— Чудак ты, мы же маму можем встретить в Самаре. Сколько же можно в Киеве сидеть?

Только эта мысль утешила Алешу.

Поездка на этот раз была менее удачной. Подсолнушки уже упали в цене. Как ни держался Алексей Аполлонович за прежнюю цену, пришлось к концу дня продавать дешевле, чем в прошлый раз. Хорошо хоть Лелюшу отправил к Тейссам, где он и будет ночевать. На постоялом дворе, где остановился Алексей Аполлонович, ему не понравилось. Отогреваясь в кухмистерской пельменями, Алексей Аполлонович горько думал о своей нескладно сложившейся жизни; ни сна ни отдыха измученная душа не знает, а толку все нет. Вся выручка за подсолнушки уйдет за расплату за хозяйственные работы. Что дальше будет? Продаст урожай, расплатится с кредиторами, с рабочими... Но сколько еще финансовых неприятностей впереди. Мрачная тень богатея Шехобалова уже совсем распростерлась над Сосновкой. Приказчик его не зря приезжал. И еще горше стало на душе Алексея Аполлоновича.

«Словоохотова сменил один из высланных марксистов, — вспоминал А. Н. Толстой зиму 1896/97 г. — Он прожил у нас зиму, скучал, занимаясь со мной алгеброй, глядел с тоской, как вертится жестяной вентилятор в окне, на принципиальные споры с вотчимом не слишком поддавался и весной уехал...»

Скучал эту зиму не только учитель. Скучал, конечно, и ученик, все время вспоминая своего доброго и милого Аркадия Ивановича Не смог пробудить новый учитель дремавшие творческие силы в юном Алеше Толстом. Одной строгости, к которой частенько прибегал учитель, было явно недостаточно для тринадцатилетнего мальчика, избалованного домашним воспитанием и обучением и не знавшего никаких наказаний и никаких ограничений. Вскоре в Сосновке убедились, что и новый учитель мало что дал ученику за зиму.

В мае 1897 года Александра Леонтьевна отвезла Алешу в Самару сдавать экзамены в четвертый класс Самарского реального училища. Дела в Сосновке не позволяли ей оставаться в Самаре, и она вскоре оставила Алешу одного готовиться к экзаменам. Присматривал за Алешей добрый знакомый Тимофей Иванович, но сердце болело у Александры Леонтьевны: выдержит ли экамены? 17 мая она писала сыну в Самару: «Дорогой мой Лелечек, вот как мне скучно без тебя в Сосновке, и сказать нельзя. Папа целый день на работе, а я сижу одна-одинешенька дома, шью на машинке и думаю о своем сыночке, что он, здоров ли, бережется ли, учится ли, как сдает экзамены? Поехала бы взглянуть на тебя, моя радость, да презренного металла нет. Может быть, на той неделе папа соберется с подсолнухами в Самару, взглянет на тебя и скажет мне, как ты там один поживаешь... Готовься изо всех сил, работай. Подумай, как хорошо будет отдохнуть, если выдержишь экзамены...»

Вскоре Алеша вернулся в Сосновку: по всем предметам с треском провалился. Надежды Александры Леонтьевны перебраться в Самару не осуществились. Придется теперь Алеше поступать в Сызранское реальное училище. Потянулись тоскливые дни.

Александра Леонтьевна сама взялась готовить Алешу к экзаменам. Не удалось в Самаре, удастся в Сызрани. Там спрашивают не так строго. Даже Левочка Комаров поступил в Сызрани в гимназию, а уж на что лодырь и невежда.

Все лето в Сосновке шла усиленная подготовка. Заброшены игры, забавы. В конце июля в Сызрани Леля сдал экзамены и был зачислен в четвертый класс реального училища. Так кончилась его деревенская жизнь, с ее строго размеренным бытом, где все было таким родным и уютным: и барский дом, и просторный и такой заманчивый двор с его многочисленными постройками, и деревенские друзья...

Сызрань того времени — тихий уездный городишко в пыльными кривыми улицами, по которым запросто ходили куры, гуси, свиньи. И по своему быту мало чем отличалась от Сосновки. Но была здесь библиотека, куда частенько стал похаживать Алеша Толстой. Художественная литература влекла его гораздо больше, с ее миром приключений, романтических любовных похождений, с ее путешествиями и открытиями дальних стран, чем предметы, изучавшиеся в реальном училище.

В первые дни в Сызрани ему показалось, что началась спокойная, беззаботная жизнь. Несколько часов в училище, а потом — сам себе хозяин. И эти настроения в душе Алеши вызывали постоянную тревогу Александры Леонтьевны. Учиться он стал неровно, проявлял самостоятельность, идущую вразрез с правилами училища. За короткий срок много раз оставался «без обеда». Мать почти совсем бросила заниматься своими литературными делами, полностью переключившись на воспитание своего ненаглядного Лелечки. А ему хоть бы что. Он все воспринимает как должное. Своими горькими размышлениями о сызранском житье-бытье делилась Александра Леонтьевна с Алексеем Аполлоновичем.