Виктор Петелин - Заволжье: Документальное повествование

Жизнь в Сызрани входила в свою обычную колею. Налаживались связи, устанавливались знакомства. Все больше становилось друзей. Сказывался общительный характер Лели. Александра Леонтьевна всегда была приветлива с его друзьями, товарищами, которые запросто заходили к нему. В свою очередь Алеша по вечерам часто уходил на танцевальные вечера к Бадигиным или поиграть на бильярде у Пушкиных. В этих домах было много молодежи.

Александра Леонтьевна внимательно присматривается к жизни своих новых знакомых. Порой не удавалось ей сразу распознать особенности их характера. Встретила она как-то на ярмарке Бадигину, жену доктора. Странный осадок остался после этой встречи. Она так с ней разговаривала, что решительно нельзя было понять, любезна она или нет, хочется ей продолжить с ней знакомство или нет. У нее такая манера обращаться, к которой Александра Леонтьевна не привыкла. Любезность или полнейшее равнодушие? Спрашивала о Леле, привыкает ли он к ученью после празднеств, но спрашивала так, будто ее это не интересует. Так зачем спрашивать? И только потом Александра Леонтьевна поняла, как несчастна эта женщина. Как-то она, поддавшись на уговоры Лели, согласилась пойти к Бадигиным.

«Пошла я вечером, когда должны были детям читать, — писала она Алексею Аполлоновичу, — и читала им из «Пиквикского клуба». Всем очень понравилось мое чтение, правда, что я была в ударе. М-ме Бадигина была мне очень рада и разговорилась так откровенно и по душе, как другой человек и в 3 года знакомства не разговорится. Но из ее рассказов я поняла, что у нее есть душевная болезнь, которую она сознает, но с которой не может бороться. Поэтому-то она кажется такой странной и, конечно, с нее нельзя спрашивать как с вполне здоровой. Если она мне рада, то я буду бывать у них для чтения».

Чаще стали бывать у Пушкиных. Со Всеволодом Пушкиным Алеща учился и часто проводил время вместе. «Вчера (воскресенье) сидела вечером у Пушкиных. Было совсем хорошо и свободно. Собираемся читать вместе, по воскресеньям устраивать чтение для детей, а на масленицу в воскресенье хотим устроить спектакль для детей. Кажется, остановимся на «Недоросле» Фонвизина. У Пушкиных еще раз была, посидела вечерок запросто и приятно», — докладывала она в Сосновку.

Последние дни постоянно были связаны с Пушкиными. Целый вечер как-то провела она у них, читали пьесу «Тайна старого замка», которую решили ставить. Уж очень она ребятам понравилась, веселая, без любовных сцен, с переживаниями, бенгальским огнем и выстрелами. И не трудная для исполнения. Именно такая пьеса и нужна воинственным мальчишкам. Решили, что с «Недорослем» им не справиться: и язык тяжеловат, и много назиданий, да и веселого, праздничного мало.

В тот же вечер Александра Леонтьевна договорилась с Пушкиной (Ю. А. Пушкин был членом земской управы) пойти в управу на заседание окружного суда. Когда они на другой день пришли, то попали на дело о поджоге. Странное впечатление произвело дело. Суд, опрашивая свидетелей, собирал деревенские сплетни. Все дело какое-то несерьезное. Один мужичок, старик свидетель, вызвал своими показаниями общий смех у суда, присяжных, свидетелей и даже самого подсудимого. Двух свидетелей, показывавших диаметрально противоположное даже не расспросили хорошенько. Защита не воспользовалась их показаниями, а между тем человека осудили безо всякого снисхождения. Даже присяжные совещались недолго, хотя им поставлено было девять вопросных пунктов. Она очень жалела, что не застала дело сначала, не слышала чтения следствия; они пришли, когда уже допрашивали свидетелей. Во время чтения приговора волновался более всех неумелый, но очень рьяный и петушащийся защитник, а подсудимый принял приговор не моргнув. Во время антрактов, когда суд удалялся, подсудимый очень добродушно и фамильярно разговаривал с приставленным к нему часовым, что против всех правил: часовой ни в каком случае не смеет разговаривать с подсудимым. И все к этому относились очень равнодушно, никто не запретил разговора. Очень все было по-домашнему.

После заседания суда Пушкины позвали Александру Леонтьевну к себе обедать. Сам Пушкин из управы зашел за детьми в училище и привел всю команду. После обеда Пушкин читал всем собравшимся «Свадьбу Кречинского». Читал он хорошо, особенно роли Расплюева и Муромского. Всех поразила эта чудесная, талантливая пьеса. На Алешу пьеса тоже произвела сильное впечатление, всю дорогу домой он вспоминал отдельные сцены и словечки Расплюева.

В письме в Сосновку он писал 18 января 1898 года:

«Дорогой папутя. Я уж больно редко к тебе пишу. Раз собрался на днях, ты приехал. Вчера у Пушкиных мы с мамуней весь день просидели. Юрий Александрович читал «Свадьбу Кречинского». Мне ужасно понравилась эта пьеса. Хохотали, хохотали. Потом мы с Борей дрались на настоящих шпагах, да таких тяжелых, что у меня и сейчас рука дрожит... Вот и все новости. Нынче был у обедни и в соборе и у Николы, вот какой я шустрый. Сто миллионов раз целую тебя. Твой шустрый малый».

Через одиннадцать дней Алеша писал:

«Миленький папутя сейчас ходили получать твое заказное письмо. Мамуня страх как беспокоилась, все думала, что ты замерз даже две ночи не спала. Я папутя теперь кажется порядочно учусь по геометрии у меня сперва тройка потом четверка, а потом пятерка по французски, по алгебре, по географии по немецки все четверки только по истории тройка. С инспектором у нас тоже лады. Со Всевкой Пушкиным мы малую толику поругались. Учусь играть на бильярде и оставил раз Мишу Пушкина, потом Борю. Хотим на масляницу давать спектакль, но никак не придумаем. То пьеса не хороша, то актеры отказываются...»

С подробностями Алеша описывает «уткинскую свадьбу», иронически отзывается о хозяевах, об учебнике по биологии, просит отчима прислать ему хороший учебник Ясинского, подробно рассказывает ему, что он сейчас проходит по русскому, по географии, по французскому и по немецкому; с юмором излагает ему «сызранские сплетни».

В середине февраля, как и обещал, на масленицу приехал Алексей Аполлонович. Привез много продуктов, вещей, а главное, новостей: в сызранскую глушь редко что приходило. Пока вносили вещи, Алексей Аполлонович громко расхаживал по комнатам, с необъяснимым удовольствием разглядывая убогую обстановку и находясь в том состоянии, когда все кажется в розовом цвете:

— Вот уж правду говорят: с милой рай и в шалаше. Как ни плохо по обстановке житьишко в Сызрани, а не бывал бы в Сосновке, не глядел бы на свои большие комнаты, не радовался бы их комфорту...

— Пожил бы здесь, папутя, не то бы сказал. Уж так нам с мамой надоели наши хозяева, что готовы хоть на Луну улететь отсюда, — столько искренности, неподдельного чувства вложил Алеша в эти слова, что родители весело рассмеялись.