Виктор Петелин - Заволжье: Документальное повествование

— Самое страшное я испытал на первом экзамене. Физику я знал хорошо. Но обстановка была просто потрясающая. До чего безалаберно экзаменуют, вы и представить себе не можете. Сутолока, спрашивают то один, то другой профессор, давка в прихожей, духота, прямо смерть. Мне попался какой-то молоденький экзаменатор, который спрашивает по программе, ему, чего ни скажи, сначала подумает, потом уж скажет. И вот на соединении элементов я думал, что сяду. Это, видите ли, такие пустяки, что я не считал долгом никогда просматривать эти чертежи, и во время экзамена вдруг замстило. Ну немного подумал и отошел. Ну прошел недурно, поставили пять. А вот по алгебре с тригонометрией растерял полбалла. Проклятые задачки, одна очень сложная попалась. Ну все это ничего, только за сочинение очень беспокоился. Тема была именно такова, на какую я и мог писать: описание какого-либо совершенного вами путешествия. Я тут накачал столько поэзии, что куда Гоголю и Тургеневу. И так был уверен в успехе, что прямо-таки сошел с ума, вообразил, что я принят, поехал и заказал форму. Ведь за сочинение было достаточно получить удовлетворительный балл. И только потом я вспомнил: а ошибки? Дни неизвестности могли меня с ума свести: поступил или нет, и потому страшная тоска, делать нечего, да и дело из рук валится. Просто слонялся по Петербургу. Хорошо, что и такие дни кончаются. Пришел и радостный день. Господи, как я радовался! Теперь целых две недели полного безделья. Лекции у нас начнутся только семнадцатого сентября... Мама, ну что ты так смотришь на меня?..

— Смотрю, Лелюша, и не узнаю тебя. Какой-то вроде другой, уже не мой. Наверно, ты еще там в Петербурге...

— Ну, что ты, мама, говоришь. Меня сейчас интересуют только самарские новости. Я вам рассказал о себе, теперь вы... Весь август бегал с одного экзамена на другой, были дни, когда сдавал по два экзамена — и в Горный, и в Технологический, а теперь я могу поблаженствовать...

— Ты теперь господин студент... А вот друзья твои, Пырович и другие «реалы» все еще гуляют...

— Да я непременно с ними со всеми увижусь. Жаль только, форма еще не готова. Ну а как твои дела, папа?

Как ждал этого вопроса Алексей Аполлонович! Сколько раз он уже думал про себя, что Алеша, увлеченный своими переживаниями, позабудет расспросить его.

— Жизнь наша не из богатых... После поражения на выборах в городские гласные я было совсем отложил попечение об участии в общественных делах. Но на несколько дней вновь был расшевелен....

Алексей Аполлонович загорелся, движения его стали быстрыми, непроизвольными. Он рассказывал о выборах в губернские гласные, о гнусном предложении голосовать за противную своим убеждениям партию Акимова, о том, что он был забаллотирован наряду с лучшими людьми города.

— Теперь уж я свою энергию полностью переключил на своих квартирантов. То и дело слышишь жалобы: то сырость в комнатах, то корова кричит, то еще что-нибудь...

Александра Леонтьевна давно уже заметила, что Леля испытывал нетерпение, то и дело поглядывая на часы. Его можно понять. Обед уже кончается. И ему так хочется, видно, пройтись по Дворянской.

Вскоре после отъезда Алехана они взяли девочку на воспитание.

Алексей Толстой точно родился в Петербурге. В гостиной Комаровых он усвоил простую и незыблемую как мир истину: встречают по одежке, денег на это не жалеть. Поэтому в первые же дни пребывания в столице Алексей никак не мог войти в норму, которую ему определили на содержание в месяц. Ста рублей никак не хватало.

То и дело приходилось в письмах родителям жаловаться на безденежье. Да, пусть обвиняют его в том, что он не укладывается в норму, но что он может поделать?.. Грустно, конечно, опять обращаться к родителям, но ведь это его деньги, полученные от отца, графа Толстого... И вроде ничего себе лишнего не позволяет, экономит на каждой мелочи... Но шубу купить надо? Да просто совершенно необходимо, да не просто шубу, а хорошую, с превосходным воротником, а тут еще заказ сюртука... А брюки, жилет.... Как без этих вещей ему обойтись? Но чтобы их иметь, нужны деньги... Ох, эти деньги... Приходится экономить...

Экономия его заключалась в том, что обедал он у тетки, завтракал в Технологическом. Ужинать — глупость, он не ужинал. Деньги уходили на мелочи, на извозчиков, если запоздает и поздно возвращается, на чертежные принадлежности. Только вот Никитину, конечно, не отдал ни копейки. Совестно встречаться с ним, придется опять просить, кроме месячных, еще сто рублей, и тогда капут.

По праздникам Алексей целыми днями бродил с Юлей по улицам Петербурга. Делились своими впечатлениями. Странно, удивлялся он, оказывается, Юля никак не могла войти в норму, то хандрит, то увлекается городом и новизной. Выбилась из старой колеи, а в новую никак не войдет. Для него все было четко и ясно. Никаких противоречий и самокопания. Не до этого. Да и характер не тот. Много времени отнимали занятия в институте. И вскоре Алексей задумался: стоит ли на все лекции ходить? И пришел к разумному выводу, что излишне слушать богословие, можно пропускать лекции по начертательной геометрии, начала ее проходили в реальном. Вот математика — другое дело. И предмет-то интересный, и читает Кайлович уж больно хорошо. По теоретической механике профессор тоже великолепный. Алексей просто увлекался, когда слушал их лекции. И здесь невольно для себя присматривается к различным человеческим характерам. Какая громадная разница между математиком и физиком, отмечает Алексей. Один строгий, научный, размеренный, логичный, как дьявол, действительно математик чистейшей воды. Другой, как кипяток, неожиданно взрывается в своих увлечениях, увлекая за собой других. Оба хороши, но как они различны...

Алексей, предоставленный самому себе, понимал, что положение студента весьма обманчиво. Это только кажется, что у него много свободного времени. Никто не заставляет, как в реальном. Придет время, накопишь, влезешь по горло в работу. Особенно с чертежами — мука. Уже с середины ноября начнутся репетиции, которые нужно по возможности сдать как можно лучше, а то ничего нет легче вылететь с первого курса.

Алексей переехал от Комаровых в меблированные комнаты, но все еще часто заходил к ним, поболтать с Катей, обменяться светскими новостями с Левой и Сашей. Как-то Алексей зашел к Комаровым, но дома была только тетка. Варвара Леонтьевна затеяла с ним разговор о Леве. Алексей знал, что ему надо сдавать за семь классов реального училища, а он совершенно не был готов к этому.

— Что делать с Левой, Алеша, ума не приложу. Разве можно за одну зиму приготовиться. От одной этой мысли Левушка приходит в отчаянье, у него опускаются руки, — Варвара Леонтьевна с трудом произносила эти слова, а сама глотала слезы.