Виктор Петелин - Заволжье: Документальное повествование

Все трое жили на берегу большого озера, в маленькой покосившейся избе на две половины. Вдали курились горы. Лопыгин ускакал на гнедом мерине. Алексей и Кучеров, поужинав, улеглись спать.

Рано утром разбудил их Лопыгин. Долго ничего не могли от него добиться. А потом вот что он рассказал. Навсегда запомнился Алексею рассказ Лопыгина о том, как он чуть не оказался в ловушке.

— Приехал я, барин, к Ваське на двор, никого не видно, привязал под навесом лошадь и, толкнув низкую дверь, вошел в избу. Темно. Огня нет. У окна на лавке сидит жена Васьки. Снял шапку, вижу, что-то неладное, поздоровался, спросил Васятку. Погляди вон, говорит, на Васятку-то, и заплакала. Заглядываю на печку, шарю в темноте, дотронулся до головы, а все пальцы в чем-то липком. Ясное дело: голова вся разбита. Жена пояснила, что привезли его утром из лесу еле живого. Доктора звать не разрешил. Кто и за что — не сказал. Слышу, Васька через силу просит и меня ничего и никому не говорить. А что ж я, доносчик, что ли, знамо дело, ничего и никому не скажу. Попрощался, вышел на улицу; да, подумал, доигрался Васька, кому-то под тяжелую руку подвернулся, жалко мужика, веселый, здоровый, работящий был мужик. Ну, может, и выживет. Повернул за угол, прошел мимо двух покосившихся изб, вошел в ворота третьей, ставни здесь были закрыты наглухо, значит это что мне надо. Встретили меня как и полагается. Принесла знакомая бабенка вина, стала рассказывать о Ваське. Три головореза угнали у миасских мужиков шестнадцать лошадей. Спервоначалу-то там никто не хватился. Угнали их в Кундравинский лес да ночью в пади оставили, думали, что не найдут...

Долго еще рассказывал Лопыгин о своих приключениях... Чудом оказался живым... Только проворство и сила духа помогли ему избежать стычки с бандитами, ограбившими кого-то... Хорошо, что были заняты дележом награбленного, а то несдобровать ему как свидетелю... Вот уж сколько таких происшествий Лопыгин рассказал... И каждый раз случай спасает его из, казалось бы, безвыходного положения...

Алексей в своих раздумьях не раз возвращался к рассказу Лопыгина, а вечером, вернувшись на заимку, кое-что записал из рассказанного, может, когда-нибудь пригодится.

В первые дни на Еланчике не обошлось без курьезов. В один из погожих, тихих вечеров Герман внес предложение ехать на остров пострелять уток. Патроны были набиты, так что собрались быстро и пошли. У самого озера им встретился знакомый охотник и показал на камыши, где, по его словам, только что опустилась стая диких уток. Алексей и Герман бросились туда. Утки скрылись в камышах. Герман приготовился стрелять первым, Алексей вскинул ружье, чтобы бить влет, а Василий Михайлович сзади с винтовкой. Спустили Така с поводка. Взвели курки. И вот из камышей, разрезая воду, выскочила стая утят. Раздались выстрелы. Так бросился доставать дичь. Вскоре весь выводок плавал кверху брюшками. Такой удачной охоты не было еще на памяти Алексея. Но в душе его затаились ужасные подозрения.

— Так, подай сюда...

И одну за другой Так приносил к ногам хозяина утят.

— Господа, — сказал Рожанский беспокойным голосом. — А это дикие утята?

— Ну конечно.

— Так, подай сюда. Утенок что-то светлый. Так, Так, подай сюда, ах ты дурак. Господа, с хохолком.

И ужасное предположение стало истиной: охотники перебили стаю домашних уток.

— Чьи они?

Но никто, конечно, не мог им ответить на этот вопрос. Герман был очень расстроен, Василий Михайлович и Алексей пытались смеяться над своей невольной ошибкой, но смех не доставлял им удовольствия.

Взвалив одиннадцать штук на спины, они пошли на заимку. Там их встретили с удивлением. Алексей сбросил своих уток на землю и, отойдя в сторону, довольный, наслаждался произведенным эффектом. Только жена хозяина заимки, подойдя к уткам, всплеснула руками, не своим голосом: запричитала:

— Миленькие, да это моих утяток перестреляли...

Пришлось заплатить. Инцидент был исчерпан, но долго еще со смехом вспоминали свою первую охоту.

27 июня Алексей писал родителям: «Работаем мы на озере Еланчике и близимся к цели, пока не выяснятся результаты, ничего не пишу.

Местность чудная: горы, лес, прозрачные рыбьи озера, не жаркий климат, немножко много дождей, но зато мало комаров.

Я оброс бородой, загорел, как цыган, и одичал.

Напиши, что у вас делается, как поживаете.

Глушь у нас все-таки большая и если бы не попы, то нам бы приходилось туго».

На одной из первых страниц дневника три фигуры: В центре — Василий Михайлович Рожанский, по бокам — его сын Герман и сам Алексей Толстой. Из рога изобилия на их головы льется золотой дождь, а внизу инвентарь старателя: лопаты, кирка, носилки и прочее. Около месяца провели они на Кундравинской заимке в поисках золота. Вместе с ними работали опытные изыскатели, но шли дни за днями, а золота не было. Работы в шурфе шли полным ходом, но существенного результата не было, все та же порода: речник вперемешку с илом. Прошли уже шесть аршин, и щуп показывал, что до песка еще пять четвертей! Промывка одного ковша дала хороший шлих и одну золотину. Алексей сам это видел. Но старатель, который брал пробу, отрекся от шлиха и от золотины, убеждая его в том, что ничего подобного не видит. Алексей не поверил ему и, возбужденный, побежал к Василию Михайловичу. Они тут же решили, что если в пади будет найдено золото, то ставить надо, пожалуй, прииск, одной драги здесь будет недостаточно. Падь — весьма заманчивое место; они ото всех, с кем разговаривали, слышали, что в пади обязательно должно быть золото. Само расположение ее — она является продолжением Толстой горы и Круглой сопки, прямое сообщение с озером — заставляет надеяться. Вот почему был так уверен Алексей, что если уж здесь первая же проба принесла золотину, то в пади и подавно будет им удача.

Вскоре, увы, ему пришлось убедиться в своей ошибке. Па следующий день к нему подошел Кучеров:

— Барин, вас зачем-то Лопыгин зовет.

Алексей подошел к шурфу. Лопыгин показывает ему вынутую почву — тальк. Все ясно, с горечью подумал Алексей. Надежды больше нет. Надо выбивать крепи и заваливать шурф. Старатель торжествующе посмотрел на него, но выбивать крепи отказался, опасно. Выручил все тот же Лопыгин. Это прямо черт, а не человек. Нелегкое дело завалить семиаршинный шурф, пробитый в зыбучем грунте, причем сначала надо вынимать крепи снизу. Алексей с любопытством смотрел, как Лопыгин с кайлом решительно полез на семиаршинную глубину, через минуту оттуда послышались удары кайла, стук падающих бревен, плеск воды. Алексей заглянул в шурф: Лопыгин просто чудом успевал отскакивать от валящихся сверху бревен. Через несколько минут раздался его голос, потребовавший заваливать шурф: на высоту сажени крепи выбиты. В шурф полетела земля и хворост. Так все семь сажен поднимался кверху Лопыгин. Не прошло и двадцати минут, как он показался из-под земли, мокрый и грязный, как тритон.