Анна Блинова - Экран и Владимир

И. Рубанова пишет, что фон Корен понял, что его деятельность пуста и даже вредна, а Н. Галаджева считает, что фон Корен в финале постиг: Лаевский прав, ненавидя и презирая все вокруг. И постигнув — сломался. Я, при всем своем давнем уважении к этим достойным критикам пришла в полнейшее недоумение от таких заявлений и попросила еще одно интервью у постановщика — режиссера И. Е. Хейфица. 24 декабря 1991 года после повторного и подробного телефонного разговора с Петербургом выяснилось, что ничего подобного не существовало ни в замыслах постановщика, ни в повести «Дуэль», первооснове фильма. Фон Корен не мог «сломаться» оттого, что вдруг понял правильность ощущений Лаевского. У него были свои, и довольно уважаемые правила и идеалы, — жить для науки и человечества. Может ли быть пуста, вредна такая деятельность? Оставим это без комментарий, доведем лишь до сведения читателей и зрителей, среди которых немало почитателей Хейфица, что старый кинематографист был изумлен очевидной странностью суждений И. Рубановой и Н. Галаджевой о героях «Плохого хорошего человека», о неправомочных и неверных трактовках сути двух этих человек.

Есть и еще мнение у Н. Галаджевой, которое она считает мнением И. Е. Хейфица: режиссер настаивал на утверждении на роли Лаевского и фон Корена именно Олега Даля и Владимира Высоцкого ввиду того, что все они, и оба героя и оба актера — лишние люди и, стало быть, Далю и Высоцкому соответственно и надлежит играть таких героев. Мое несогласие с тем, что фон Корен — «лишний человек» нашло твердую поддержку у Иосифа Ефимовича. Человек, который не зря живет и сам в этом убежден, не может войти в печальный разряд «лишних людей». Наверное, такое определение не без оснований можно отнести к Олегу Далю — актеру и к Лаевскому-герою «Дуэли». Но что касается Высоцкого… Этот вопрос не только сложный, он и неразрешимый. Здесь люди, сколько не ломай они копий, никогда не придут к общему выводу. Ибо он очень разный, наш Владимир Высоцкий. Наверное, он и сам не смог бы ответить на столь грустный вопрос, если б кто-нибудь осмелился ему такой задать. Все бывало у него по-разному, и веселье, и отчаяние. Редко кто мог так подвижнически трудиться как Высоцкий, мало кто столько свершил и так осуществился в своем предназначении, как Высоцкий. Властитель дум нашего поколения, поэт, певец, актер и гражданин, — вот что такое Высоцкий. И всем этим он, конечно, кардинально отличается от «лишних людей», уделом которых были постоянное недовольство и разочарованность. Но он испытал губительный душевный разлад, борьбу двух противоположных начал в глубинах собственной личности: бурный энтузиазм и опустошающие спады. Вспомним для примера всего по одной строке из двух песен Высоцкого и, конечно, комментарии не понадобятся: в одной звучит мысль о том, что он не любит любое время года, когда веселых песен не поет, в другой — просит кого-нибудь забрать его «трехкомнатную камеру»! Будто двум разным людям принадлежат эти, столь противоположные ощущения. А он один — Высоцкий. Верную мысль высказала мне однажды его вторая жена, Людмила Абрамова: «Разве Гамлет перестанет быть Гамлетом если у него появятся даже десять «Мерседесов»?» Высоцкий — с помощью оглушительных оваций на своих концертах, ярких зарубежных путешествий и тех же «Мерседесов», с переменным успехом пытающийся выбраться из своей заколдованной «камеры», заглушить, — всеми способами — хотя бы на время свой гамлетизм! И он же — со всей искренностью сочинявший, певший, игравший, по-настоящему любивший жизнь. Сотканный из противоречий, он не мог не вызвать к себе противоречивого отношения… Но если кто-нибудь все-таки захочет причислить Высоцкого к разряду «лишних людей» — не надо!

Вернемся, однако, к Иосифу Хейфицу: ведь фон Кореном не окончилась его творческая связь с Высоцким.

…Авторы фильма «Единственная»(1975) считают, что это произведение — о неповторимости первой любви, которая приходит к людям один раз в жизни или — вообще не приходит. Такое чувство испытывают друг к другу Николай Касаткин, шофер, только что вернувшийся из армии и его хорошенькая жена Танюша.

На первый взгляд Таня (Е. Проклова) — легкомысленна. Это — от природы. К тому же, есть и почва для развития такого качества — она служит официанткой в ресторане, где на нее — хочешь не хочешь — устремлено множество мужских взглядов. У нее случались романы в то время, когда муж служил в армии. И свекрови ее (Л. Соколова) невесело иметь такую невестку. Маленькая дочурка Николая и Тани, прихотливо названная Эльвирой, с головой выдает свою маму: «А я знаю, чьи это сапоги! Это дяди Шурика сапоги, который часто у нас ночевал!» Николай (В. Золотухин) решил все простить: «Что было — то было, а жизнь — она идет своим чередом». Золотухин выразительно играет эту роль, показывая как трудно и горько осознавать Николаю, что плохо ждала его из армии Таня. Но Павел Нилин, по повести которого снимался фильм, не напрасно назвал свое произведение «Дурью». «Дурь» — любовь несмотря ни на что, — завладела Касаткиным, и он начал свою послеармейскую семейную жизнь так, будто ее никогда и ничто не затуманивало. Поцелуи, признания, восторги, подарки, игры, словно у подростков — вернулись к этой паре из поры их жениховства и медового месяца, невзирая на немалые Танины провинности.

И все, может быть, вошло б для Касаткина в доармейское семейное русло, если б не случайный дождь и совсем случайное появление в доме Касаткиных Бориса Ильича — героя Высоцкого.

Кто он такой, что за злая сила, разрушившая союз двух любящих сердец? Ибо Николай и Таня любили друг друга, несмотря на кажущийся аллогизм ее поведения.

Борис Ильич — руководитель хорового женского кружка в клубе, неудавшийся музыкант и одинокий человек. Это — в двух словах. В дальнейшем произойдет некоторая расшифровка его судьбы и характера. Впервые это увидит зритель на вечеринке, устроенной по случаю прихода Николая из армии.

Журченко (В. Невинный) — один из гостей — знает Бориса Ильича, учился с ним когда-то в одном классе. И помнит, что в их классе «гремели» двое — нынешний Борис Ильич и Сашка Шеремет, теперь знаменитый музыкант, гастролирующий по всему свету с концертами. С очевидным презрением, отметив сначала почетный ранг Шеремета, Журченко сказал Борису: а ты, мол, «хоровой секстет — и боле ничего…»

В этом эпизоде впервые входит в кадр герой Высоцкого. Одет он небрежно, бедновато, к тому же плохо выбрит, хоть и пришел на званый вечер. За общим столом, однако, он сидит внушительно, весомо, он полон сознания собственной значительности. Молчалив. Глаза смотрят внимательно и понимающе — никакой суеты. Женщины — гостьи (все они из его «секстета») умоляют его спеть «Погоню», автором которой сам Борис Ильич и является. Но тот неумолим: спою, так и быть, но только то, что в «секстете» репетировали — «Утро туманное». В руках у него немедленно появляется домашняя Танина гитара с огромным красным бантом, но он не поет, а аккомпанирует женщинам. Звучит «Утро туманное». Актер придал своему герою сдержанно-достойный вид: он снизошел до этой компании, он организовал пение здесь. И продолжал бы Борис Ильич восседать со всеми, и ушел бы мирно в конце вечеринки домой. Но вот его унизил бывший соученик, Журчен-ко, и он немедленно покидает общее застолье: