Анна Блинова - Экран и Владимир

Высоцкий, за исполнение какой бы роли он не брался, какого бы героя на экране не воплощал, никогда не проваливал роли. Он мог сыграть лучше или хуже, мог достичь высот поразительных (Дон Гуан, Глеб Жеглов, Александр Брусенцов, да и Борис Ильич из «Единственной» — тоже), мог мелькнуть проходным, незаметным персонажем (очень ранние работы, за исключением роли танкиста Владимира, — Владимир роль удачная), но полных провалов, когда зритель после просмотра морщит лоб, кривит губы и пожимает плечами, — такого не бывало в творческой биографии Высоцкого.

В данном случае ему все-таки угрожал провал! Угрожал с первых же кадров, несмотря на заранее обусловленную ориентацию А. Митты именно на этого актера, на единственное желание только его снять в роли арапа. Митта рассчитывал на успех. И вот фильм снят, сеанс начался, в зале погас свет и на экране замелькали кадры… В чем дело? Почему по рядам зрителей прошелестел смешок, почему послышались удивленные возгласы? «Высоцкий! Высоцкий, — и арапа играет! Ну разве ж он — арап!»

В связи с этой реакцией вспомнились рассказы кинозрителей 1947-го года. Недавно окончилась война, у подавляющего большинства людей — скверный быт, нехватка продуктов, вместо одежды — обноски. А народ все-таки много ходил в кино, — натура человеческая требовала не только хлеба, но и зрелищ; телевизоров же тогда почти никто не имел. И увидели однажды зрители 1947-го новый фильм Арнштама «Глинка», роль Пушкина в котором играл Петр Алейников. Увы, — громовый смех сопровождал каждое появление Пушкина-Алейникова в кадре. Почему? Нарушен был привычный имидж актера, воплощавшего во второй половине 30-х годов простецких добряков с забавной, напускной бравадой, чумазых парней с кепкой набекрень, в промасленной, грязной, ветхой одежде: Алейников был кем-то вроде российского Чарли Чаплина. И Пушкин в таком исполнении был невозможен, что потом, вероятно, поняли и киноработодатели и кинокритики. И не потому ли в послужном списке по-настоящему (но по-своему!) замечательного Петра Мартыновича фильм «Глинка» значится после всей биографии актера, в перечислении «среди других фильмов»? Мы не могли не вспомнить печальную историю Пушкина-Алейникова в связи с Ганнибалом-Высоцким: ситуация была сходной.

Светлоглазого Высоцкого, российского барда, не скрыл «шоколатный» цвет грима лица. Напротив: глаза актера странно светлели на темном лице. Это был не Ибрагим, а Высоцкий, выкрасивший свое лицо в совсем не свойственный ему цвет. Сделаем маленькое отступление: те, кто видели портрет Абрама Ганнибала, написанного при его жизни неизвестным художником, пожалуй бы и удивились портретному сходству с Высоцким: да, да, черты липа того и другого почему-то очень схожи, не схож только цвет лица, темный у Ганнибала, светлый у Высоцкого. И возраст: на портрете Ганнибалу уже немало лет. Глядя на портрет Ганнибала, можно было бы предположить, не зная, разумеется, истории, — что это предок Владимира Высоцкого, — по чертам лица. Выдвинутой нижней челюсти, специфического негритянского носа с очень крупными, открытыми ноздрями, очень толстыми губами и т. п. — у Ганнибала не было. А крупные, вовсе не выпуклые глаза и нос, — по форме совсем как у Высоцкого, — делали его предком обоих поэтов… Курьез природы! Но зритель мог или не видеть портрета Ганнибала, или ему не пришло бы в голову сравнение его с наружностью Высоцкого. Для большинства чернокожий, — это чернокожий в общем, обычном представлении, каким Высоцкий быть не мог, но каким многие представляли себе Абрама Петровича Ганнибала.

Увидев Высоцкого в такой роли, зритель, спрятав вылетевший было из горла смешок, стал следить за событиями на экране: как Высоцкий сможет убедить всех в том, что тот, кого он показывает в фильме — именно этот предок Пушкина?

Провала все-таки не произошло. Каким образом Высоцкий избежал его?

А он, оказывается, и не собирался превращаться только в арапа. Он продолжил игру как крестник Петра, как чужеземец, успевший полюбить Россию, как жених, влюбленный в свою молоденькую невесту, Наталью Ртищеву.

Но, тем не менее, актер помнил и о происхождении, о природе Ганнибала, и он искал для него черты характера, которыми мог бы обладать именно этот его греой. Чернокожие по природе доверчивы? Да, во всяком случае те, которых еще не изменили новые, прагматические времена, — обратная сторона цивилизации. Когда-то давно они были наивными. Можно и по Отелло судить, — Шекспир был того же мнения. Поэтому Ганнибал мог наивно верить и в любовь знатной француженки, и в искренность ряженых, пришедших к нему во время святок на самом деле не играть и веселиться, а подшутить, обидеть. Разгадка ряженых пришла все-таки и к доверчивому Ибрагиму, но уже как следствие их дурных выходок. Даже и раскусив ряженых, он решил, что уговорил их мирным путем, что добрые слова побеждают людскую злобу. И лишь минуту спустя увидел, что те ушли потому, что за его спиной Филька напугал их своими способами… И герой Высоцкого тяжело вздохнул и низко опустил голову…

Высоцкий сообщает своему «шоколатному» герою детски принципиальную честность: он не может хитрить, обманывать. Даже грозного Петра, своего крестного, он периодически старается призывать к справедливости и пониманию, не думая о том, что царь всё-таки самодержец и возражений не любит. Ибрагим же, вступая с ним в какие-то очередные споры и несогласия, пренебрегал чувством самосохранения, подспудно надеясь опять-таки на справедливость, которую люди, по его мнению, ну просто не могут не принимать.

Герой Высоцкого добр: он старательно, убедительно, терпеливо и очень добродушно (даже когда наказывает невнимательного ученика — тоже добродушен!) обучает детей географии. И еще одну черту арапа показал, — со вздохами и грустными глазами, — актер: его донкихотство. Ибрагим добросовестно пытается устраивать брак своей милой с «любезным ее сердцу» (так он полагает) Говоровым. Любовь Ганнибала, скорее литературную, нежели реальную, — уже в финале картины, — и определение его места в стране, в жизни, Высоцкому удалось показать слитно, и это было удивительное ощущение — наступивший вздох счастья, — он дома. Наконец-то Ибрагим может бросить свой якорь — здесь его судьба.

В сценарии были заложены комедийные, но исторически в 18-м веке недопустимые ситуации. Так, известно даже и школьнику младших классов, что девицы в те времена были строго охраняемы в теремах, их берегли «пуще глаза» и «поход Ганнибала» ночью к Наталье был недопустим, нереален. Но Высоцкий прекрасно вышел из этого, навязанного ему несоответствия. Он сыграл роль галантного кавалера, проникшего к даме своего сердца, дабы убедить ее в том, что он ее не отвергал, что просто не захотел строить свое счастье на чужой беде.