Анна Блинова - Экран и Владимир

Здесь напрашивается забавная предыстория: такой опыт походов в дамские апартаменты у Ибрагима явно уже был, что прекрасно дает понять Высоцкий, — это чисто французская манера, которой Ганнибал «понабрался», проникая там, во Франции к «своей» графине. И вот — комедийное положение налицо: герой Высоцкого — привычно! — и неслышно — крадется со свечой в руке по незнакомым, темным коридорам боярского дома и, конечно, не может не попасть в комнатку к деду, который открещивается от него («Изыди, сатана!») громадным крестом. Вскоре мы видим, как ловко арап, — опыт, опыт во Франции! — концом шпаги откидывает крючок, закрывающий двери в Натальину светелку. Совсем как в Париже!

Комедия продолжается: он пришел, чтобы объяснить ей причину своего отказа от брака. Услышав от девушки, что их «об этом не спрашивают», герой Высоцкого сокрушенно качает головой: (ай-ай, как это, мол, им, деспотам домашним, не стыдно!): «Да что они — дикари?! Ведь в восемнадцатом веке живем!». Зритель смеется: собственно, от недавнего дикаря он слышит такое обвинение по отношению к цивилизованным белым. К тому же зритель-то живет уже в конце ХХ-го, и для него XVIII век — тоже не цивилизация. В голосе и в распахнутых глазах актера, — очень тонкий комизм, похожий на то, как говорит и смотрит мать Высоцкого, Нина Максимовна.

Еще одна, существенная часть личности Ганнибала — его взаимоотношения с Петром. Они показаны актерами как отцовско-сыновние. Нет полного послушания? А когда оно было? На то она и родня, чтобы спорить. И зритель верит в такие взаимоотношения. Но контакты — тесные, на равных, — с царским двором, с высшим офицерством не слишком убедительны. Так, военные чины и штатские вельможи почему-то встречают возвращение в Россию крестника Петра с ликованием: «Ибрагим, Ибрагимушка!». И все-то ему кланяются, и Ганнибал, — совсем как Высоцкий в реальной жизни, — со взмахом руки, с ударом, по-свойски — «чокается» кулаком о кружки приветствующих его офицеров. Задумана ли была такая сцена встречи Ганнибала, минуя сопротивление актера? Повторялись ли подобные сцены, не соответствующие правде истории, а иной раз и правде искусства, наслаивались ли они одна на другую, вызывая неприятие Высоцкого и даже расстраивая личные отношения между актером и режиссером? Митта до конца так и не понял, — что же уничтожило тесную дружбу между ним и Высоцким, ведь они очень дружили, — Владимир Семенович много лет подряд, до «Сказа…», даже отмечал в доме у Митты дни своего рождения. Сквозь строки воспоминаний Митты все же проглядывает догадка: режиссерские задумки актер почти всегда выполнял, но с каждым «выполнением» мрачнел и все более погружался в молчание. И Митта задает себе грустный вопрос: почему же после съемок на «Сказе…» они остались только далекими знакомыми, в то время как, — сравнивает Митта, — с Говорухиным, после участия Высоцкого даже в трех его фильмах — дружба осталась крепкой?

Быть может Высоцкий, который все знал о Пушкине и вокруг Пушкина, не приходил в восторг оттого, что, — начнем с названия, — Петр и вообще-то арапа не женил, тот женился уже после смерти своего крестного отца. И что ни о какой боярышне Ртищевой не возникало и речи: в действительности у Абрама Ганнибала было две жены, первая гречанка, вторая — немка или прибалтка — это до сих пор неясно. Мог ли поверить Высоцкий в то что Петр, как с родным братом или с самым близким советчиком обсуждает с арапом многие государственные и мореходные дела, которым тот никогда не обучался? «Художественные домыслы», о которых споры никогда не умолкали, — правомочны ли они, когда речь идет об известных исторических лицах, о биографиях, с которыми люди знакомы и в общих чертах и в относительных подробностях? И мог ли щепетильный Высоцкий на все эти домыслы закрывать глаза, зная, что многие читатели и зрители не станут сидеть в архивах, выкапывая нужные сведения, и не все даже откроют энциклопедии, чтобы проверить, «правдивые» ли это «сказанья» или «бред сивой кобылы»? Неправомочные выдумки о давно ушедших, выдумки занимательности ради! А ведь история наша и без того трактуется в разные времена — по-разному.

Приятно ли было актеру, снимающемуся в главной роли, что именно в этом фильме, где весомо участвует он, имеются такие явные цитаты из знаменитой картины В. Петрова «Петр Первый», как бешено округленные глаза А. Петренко и крик «Всем плясать!» (совсем как у Н. Симонова!), как сватовство Петра у Ртищевых (совсем как Н. Симонов в сцене сватовства у Бровкиных!), как работа Петра в кузнице (тоже совсем как у Н. Симонова в подобной же кузнице в «Петре Первом»…)? Не досадны ли были неточности, «мелочи» в фильме? Их много. Например, Ганнибала все время зовут Ибрагимом, что никак не могло быть реальным, (мы его так называет соответствия фильму ради), ибо имя это мусульманское, а Петр его крестил Абрамом, его звали Абрам Петрович Ганнибал.

Арап показан Высоцким и в тот период жизни, когда он был отверженным и одиноким, лишившимся поддержки царя. Это произошло после отказа Ганнибала от невесты, которую сватал ему царь, и Петр прогнал его с глаз долой, за ослушание. И вот, с ним уже не чокаются офицеры, его не приветствуют приближенные Петра, как это было в первых кадрах. Теперь Ганнибал общается в основном с беглым крепостным, охочим до знаний Филькой (В. Золотухин). И Высоцкий раскрывает душевное состояние Ибрагима в его новом положении изгоя. Он грустит, он настроен на философский лад принятия судьбы такой, какой она перед ним теперь открылась: он в чужой стране, неприкаянный, непонятый, всеми оставленный. И мы видим детскую тоску в глазах Ибрагима, слышим его вздохи. А вот и его фигура, подолгу находящаяся в задумчивой неподвижности: словом, перед зрителем предстает впавший в царскую немилость герой Высоцкого.

В итоге Высоцкий нашел для Ибрагима много красок: это предельная искренность, бескомпромиссность, благородство, непонимание природы дурных человеческих поступков, жертвенная, чистая, — правда, книжная, — любовь, прямота. У Ганнибала Высоцкого — мышление и ребенка, не умеющего обманывать, и мудреца, созерцающего человека и мир с глубиной философа, — такое духовное двуединство. Ибрагим Высоцкого — это наследник тех самых чернокожих, которые в давние времена могли менять слитки золота и жемчужные раковины на яркие, дешевые бусы и — радоваться этому от души. Но, наряду с таким, наивным восприятием жизни, вторгаться в глубины глубин человеческого духа, его мощи и возможностей, чем обладали лишь древние, а в данном случае добрые колдуны.

В общем, жажду и благородные старания пришлого человека слиться с судьбой второй родины Высоцкий прочувствовал и убедительно показал в своей экранной работе. Это состояние пронизывает все поступки, все существо Ибрагима. Оно является стержнем образа, созданного Высоцким. И причиной того, что, несмотря на трудности воссоздания на экране героя, столь неординарного во всех отношениях (внешность, духовность) по сравнению с окружающей средой — актерского провала не последовало. Ибрагим Высоцкого вызывает, в конце концов, доброе отношение к себе, зрительское понимание и даже сочувствие.