Святослав Логинов - Как становятся химиками

Опыт первый: действие серной кислоты на тиосульфат натрия. Конечные продукты: сульфат натрия, сера и сернистый газ. Серу мы благополучно отфильтровывали, а потом жгли пропитанные серой промокашки в школе. Результат был прекрасный, вплоть до срыва нелюбимых уроков. Сульфат натрия пытались перекристаллизовать и вырастить кристаллы мирабилита. Ничего толкового из этого не вышло, видимо, в растворе оставался избыток серной кислоты. Но главная прелесть оказалась в сернистом газе. Его мы старательно пробулькивали через воду, намереваясь получить сернистую кислоту. И получили, поскольку вода имела ощутимо кислую реакцию. Однако большая часть сернистого газа благополучно рассеивалось по кухне, и открытая форточка заменить принудительную вентиляцию не могла. От гибели нас спасали смоченные раствором бикарбоната натрия пионерские галстуки, повязанные наподобие масок. Замечательно, что после окончания эксперимента галстуки из алых стали снежно-белыми. Впрочем, в восьмом классе даже те, кого не приняли в комсомол, галстуков не носили. И ещё момент, характеризующий концентрацию сернистого газа на кухне… Немного полученной сернистой кислоты мы налили на блюдце, и, когда вышли с ним в коридор, на дне блюдечка немедленно образовались пузырьки сернистого газа, который прекрасно существовал в растворённом виде, пока мы находились в загазованной кухне.

К тому моменту, когда взрослые вернулись с работы, на кухне царил идеальный порядок, если не считать, что вся железная посуда неожиданно за один день заржавела. Впрочем, о причинах странного явления никто не догадался, и мы с Андреем приступили к новому эксперименту: получению едкого натра электролизом раствора поваренной соли.

Выпрямитель Андрею подарил отец, одобрявший увлечение сына электротехникой. Это был старинный агрегат, он состоял из десятка стальных дисков, покрытых слоем селена. Когда в результате наших издевательств машина эта окончательно вышла из строя, мы соскоблили селен с дисков и даже запланировали с ним несколько опытов, до которых, по счастью, руки у нас не дошли. А пока из старой электрической батарейки мы извлекли графитовые стержни, приспособив их в качестве электродов, приготовили в стеклянной салатнице крепкий раствор поваренной соли и включили выпрямитель.

Электролиз пошёл просто замечательно. Между пластинами выпрямителя то и дело проскакивали искры, пробки вылетали каждые две минуты, пока мы не заменили их невыбиваемыми жучками. Раствор грозил закипеть, электроды, которые в теории не должны были изменяться, катастрофически быстро рассыпались в угольный порошок. Но уже через пару минут фенолфталеин показывал, что раствор приобрел щелочную реакцию. И уже можно было ожидать, что мы наладим производство едкого натра, которого нам так не хватало.

Всё было бы хорошо, если бы не выделяющиеся газы. Немного водорода мы собрали в перевернутую пробирочку, подожгли и удостоверились, что это действительно водород. А вот хлор заявил о себе сам.

Теперь я понимаю, что не мешало бы, прежде чем включать рубильник, решить простенькую задачку из школьной программы: сколько литров газообразного хлора выделится при электролизе раствора, содержащего шестьдесят граммов поваренной соли? Боюсь, впрочем, что, даже решив задачу, мы не остановились бы в своём начинании.

Не слишком надеясь на защитное действие пионерских галстуков, выделяющийся хлор мы стали собирать в перевёрнутую молочную бутылку (молоко тогда продавалось в литровых стеклянных бутылках). Когда весь раствор из бутылки вытеснялся газом, мы останавливали процесс, выходили из квартиры и выливали хлор в лестничный пролёт. Именно выливали: жёлто-зелёные струйки тяжёлого газа медленно стекали вниз, почти не смешиваясь с окружающим воздухом.

Так продолжалось до той минуты, когда, выливая на лестницу пятый литр хлора, я не услышал снизу перемежаемый кашлем и чудовищным матом вопль: «Какой… трам-тарарам!.. тут вонищу развёл?!»

Только тогда мы сообразили, что хлор представляет собой боевое отравляющее вещество, концентрация хлора на первом этаже, видимо, приближается к смертельной и мы, по сути дела, повторяем сражение при Ипре.

Военными преступниками становиться не хотелось, поэтому Андрей спешно принялся разбирать электролизную установку, а я прорвался сквозь отравленную зону, распахнул дверь парадной и припер ее обломком кирпича, чтобы ядовитый газ поскорей улетучился.

После этого самые опасные опыты мы начали проводить на свежем воздухе: на берегу Финского залива или на Смоленском кладбище.

По счастью, ни меня, ни Андрея не привлекали взрывы. Конечно, мы баловались с йодистым азотом, знали о свойствах краски-серебрянки, но ни разу не мелькала у нас мысль устроить что-либо громче обычного щелчка. Даже когда у меня появилась концентрированная азотная кислота, я не стремился получить нитроглицерин, хотя и знал уже, о чем именно умолчал Жюль Верн, описывая получение нитроглицерина в «Таинственном острове». Потому, должно быть, и живу я целым, не потеряв за шестьдесят лет ничего, кроме нескольких зубов.

В этот период наши интересы сосредоточились на составлении дымовых смесей. Основа всегда была одна: натриевая селитра, смешанная с сахаром в равной пропорции. Если поджечь эту смесь, она начинала практически без пламени гореть, медленно и тяжело закипая, словно манная каша, и извергать клубы дыма. Далее начинались изыски. Мы быстро обнаружили, что добавки серы на свойства дыма практически не влияют, а вот пять пачек парацетамола на килограммовую банку смеси придают дыму редкостную вонючесть. До сих пор не знаю, почему это происходит.

Особенно замечателен оказался эффект от добавления бикарбоната натрия. Горящая смесь принималась бурлить и подниматься как на дрожжах. Используя этот эффект, мы придумали замечательную игрушку — действующую модель вулкана. Думаю, не будет слишком опасно привести здесь точный рецепт зелья. Пол кило натриевой селитры смешать с полукилограммом сахарного песка и пятьюдесятью граммами чайной соды. Упихать всё это в жестяную банку из-под зелёного горошка (горошек и сейчас продаётся в таких банках). Вот и всё, очаг магмы готов. Надеюсь, все понимают, почему в качестве сосуда следует брать жесть, а не стекло или керамику.

Со снаряженной бомбой в руках мы отправлялись на берег Финского залива. Мы — это Владька. Андрей и я. Владик, которому были неинтересны обычные опыты, при поджигании дымовух присутствовал непременно.

Там, где теперь располагается выставочный комплекс, в конце шестидесятых был пляж. Купаться в Маркизовой луже уже в ту пору остро не рекомендовалось, но загорать можно было сколько угодно. Причалы пассажирского порта уже выстроили, хотя гостиницы, которая стоит рядом, в ту пору и следа не было. Именно там, подальше от гуляющих, мы и поджигали нашу дымовуху. Рыли в песке яму глубиной около полуметра, сгребая отовсюду сухой песок. Устанавливали на дно банку, поджигали смесь сахара с селитрой, а когда это дело разгоралось как следует, быстро заваливали песком и нагребали сверху холмик, высотой сантиметров сорок. С минуту ничего не происходило, и за это время на склонах нашего вулкана можно было насадить леса из сухих веточек и построить город из пустых спичечных коробков. Затем вершина вулкана начинала куриться дымом, крупные песчинки, словно вулканические бомбы, разлетались в разные стороны, потом рывком на самой вершине вулкана открывался кратер, и оттуда со зловещим гудением вырывалась струя дыма. Название Эйяфьятлайокудль в ту пору ничего нам не говорило, но это был именно Эйяфьятлайокудль, собственной персоной. Дым тянулся на сотни метров и был таким густым, что не только самолёты сквозь него летать не могли, но и пешеход не вдруг пробрался бы. Особенно если в смесь потолкли должное количество таблеток от головной боли.