Святослав Логинов - Как становятся химиками

А через полминуты после образования кратера на вершине вулкана показывалась текущая лава. Бикарбонат натрия, разлагаясь, заставлял подниматься раскалённую смесь, словно безопасное тесто. Потоки лавы текли по песчаному склону, на их пути вспыхивали искры и микроскопические пожары, загорались и падали веточки-деревья, рушились спичечные домики. Мизерная катастрофа являлась во всех подробностях.

В тот раз дымовуха была изготовлена по всем правилам: с содой и особо вонючая. И едва первые клубы непроницаемого дыма вырвались на волю, как на причалах, куда медленно отползал дым, появились четыре пожарные машины. В первую секунду мы с перепугу решили, что кто-то, увидав дым, вызвал пожарных. Хотя когда он мог успеть это и как пожарные расчёты умудрились доехать в Гавань с середины Васильевского острова? На это, как ни мчись, уйдёт минут пять. Значит, пожарные приехали по каким-то своим делам и не вовремя попали под дымовую атаку.

Первым побуждением было — бежать. Поймают, надают по шее, а то и в милицию сдадут. Но тут же мы поняли, что пожарным не до нас. Матерясь и кашляя, они суетились вокруг своих машин, едва ли не на ощупь, делая что-то невидимое нам, а потом из клубов дыма в сторону залива одна за другой ударили четыре струи воды.

Только тогда мы поняли, что происходит. У борцов с огнем проходили соревнования, и, видимо, расчёты решили, что начальство устроило им учения в условиях, максимально приближенных к боевым. Во всяком случае, ловить нас никто не пытался, и мы досмотрели представление до конца.

Закончились эти игры, как и следовало ожидать, печально.

Летом нас с братом отправляли на дачу, в садоводство. И там мы научили делать дымовуху соседских мальчишек. В ту пору я еще не знал, что бывает, если секреты химического производства попадают в руки не соображающих бездельников. Человек, хотя бы раскрывший журнал, чтобы прочесть статью, содержащую опасный рецепт, уже не станет бездумно поджигать что ни попадя. А тут секретик принесли на блюдечке с голубой каемочкой; так что ж им не воспользоваться? Вот уж селитры в садоводстве было не занимать, да и сахара родители немало запасли для варки варенья. Умные дети наготовили чудовищное количество горючей смеси, упихали все в полуведерную железную банку из-под краски, каких немало валялось на помойке, и подпалили. А когда огонь раскочегарился как следует, принялись играть в футбол — на ощупь пинать банку ногами. В конце концов они сослепу запинали банку в канаву с водой.

Дымовая смесь горит на собственном кислороде и просто так погаснуть не может. Дым бил из банки мощной струёй, поэтому воды внутрь попадало совсем немного — недостаточно, чтобы погасить огонь, но вполне довольно, чтобы превратить банку в перегретый котёл. Оказавшись в воде, банка завыла, парни кинулись бежать, но в этот момент последовал взрыв. Шматок кипящей селитры догнал одного из игроков, прилип к затылку и скворчал там до тех пор, пока весь сахар не выгорел.

Больше я не делился с неподготовленными людьми секретами взрывчатых веществ, горючих смесей и иного оружия массового поражения. Не стану делать этого и здесь. Надеюсь, читатель поверит мне на слово, что сконструированный огнемёт на водородном топливе работал у меня отлично, в то время как у Серёжи К. (так звали парня, которого поджарило селитрой) агрегат наверняка бы взорвался. И дело тут не в каких-то особых моих качествах, руки у меня всегда были корявыми, простоя понимал, что делаю, а он воротил не думая.

Кстати, предлагаю химикам, читающим эту статью, на досуге поразмышлять, как современный школьник в полевых условиях, то есть без применения электричества, может наладить из доступных веществ получение водорода с выходом несколько литров в минуту? Никаких кислот я тоже не употреблял.

В дальнейшем мои разрушительные склонности несколько поутихли. Я увлекался получением цветного пламени, пытался без особого успеха делать цветные дымы, но всё это было уже относительно безопасно для окружающих. Лишь однажды, в конце девятого класса, я устроил террористический акт, информация о котором, должно быть, до сих пор хранится в архивах соответствующего ведомства.

Школа номер семь, в которой я учился, была восьмилетней, и, окончив восьмой класс, я пошёл в специализированную химическую школу № 281. Школа была при Химико-технологическом институте и располагалась на Четвёртой Красноармейской улице, так что ездить на занятия приходилось через весь город. Зато вместо обычной производственной практики у нас были занятия в институтских лабораториях, где мы проходили общую, а затем и аналитическую химию.

В ту пору я всерьёз намеревался стать химиком, и даже стихи, которые, как и многие сверстники, я сочинял в шестнадцать лет, касались не любви, а любимой науки. Курсу аналитической химии была посвящена целая поэма, из которой я сегодня помню одну строфу:

И если бы мне сказали, что быть мне не химиком, а писателем, я бы не поверил. По русскому языку у меня была жалкая тройка, а школьный курс литературы я попросту ненавидел. То ли дело — химия!

В самой школе существовало УНО — ученическое научное общество. Нам было выделено помещение рядом с одним из кабинетов химии, и те, кто сумел сдать Софье Филипповне, нашей учительнице, экзамен по технике безопасности, получали право самостоятельно работать там по выбранной теме. Обществом мы гордились и даже, уж не знаю почему, присвоили ему имя Йенса Якоба Берцелиуса.

Моей темой было получение соединений тантала. Выбор прост: мне в руки попали осколки древней радиолампы, монстра едва ли не полуметровой длины. Один из электродов радиозверя был изготовлен из танталовой жести. Больше двадцати граммов редкого металла! Мог ли я пройти мимо? Вот только тантал недаром получил своё имя: работа с этим веществом и впрямь причиняет танталовы муки. Растворить металлический тантал практически невозможно, а при первом же неосторожном движении всякий синтез заканчивается получением пятиокиси тантала, столь же инертной, как и сам металл.

Прежде всего, тантал нужно было сжечь в хлоре или парах брома. Для этого обрезки жести помещались в кварцевую трубу, нагревались при помощи спиртовки, а затем туда подавался соответствующий галоген. Хлор я получал действием соляной кислоты на перманганат калия, а бром был куплен школой специально для моих нужд. В огромной ампуле было пятьдесят миллилитров брома, много больше, чем требовалось мне для работы. Едва едкие пары касались горячего металла, тантал вспыхивал ярчайшим пламенем. Удивительно красивое зрелище! В хлоре огонь был бело-зелёным, в парах брома неестественным — ярко-багровым. В холодной части трубки клубились волны дыма, состоявшего из мельчайших частиц пентахлорида или пентабромида тантала. Вещества эти оседали на стенках, откуда я их соскребал, когда синтез заканчивался. Далее получались всякие хитрые вещества, описание которых по большей части можно найти в двухтомнике Реми.