Наталья Решетовская - АПН — я — Солженицын (Моя прижизненная реабилитация)

Ваш супруг во всей своей деятельности уделяет особое внимание защите гражданских прав. Я уверена, что и Вам не чужды его душевные порывы. Это позволяет мне обратиться к Вам с просьбой заступиться за мое право на выяснение истины и защиту от клеветы.

Из прилагаемой заметки, предназначенной мною для публикации, Вы поймете, что речь идет о систематической клевете в мой адрес, связанной с изданием моей книги «Саня» («Моя жизнь с Солженицыным»). Меня постарались опорочить еще до выхода книги с целью подорвать доверие к автору.

Мне приклеили ярлык брошенной жены, одержимой чувством мести, и, исходя из этого, стали ложно истолковывать и саму книгу, и причины, которые заставили меня опубликовать свои мемуары — мемуары о моей жизни с Солженицыным.

Тот, кто все-таки не поленился прочесть книгу, отнюдь не разделяли точку зрения критиков, составивших мнение о книге задолго до ее появления. Но, к сожалению, публика часто слышит не тех, кто справедлив, а тех, кто кричит громче.

Я послала письмо-ответ на рецензию в журнал «Пари-Матч», но оно напечатано не было (март 1977 г.).

Перед выходом книги в Англии издательство «Гранада» обратилось ко мне через представителя АПН с просьбой об интервью. Интервью было выслано в срок и… опубликовано не было! (Апрель 1977 г.)

Думаю, что причина — одна и та же. В обоих случаях я поясняла, что мемуары писались с одобрения Солженицына и что он не возражал против их опубликования. Значит, все вымыслы о «мести», «сведении счетов» и т. п. — беспочвенны.

Не увидело свет и интервью, взятое у меня корреспондентом американского телевидения еще в марте 1974 года. Думаю, по той же самой причине. Не удалось бы показать клокочущую ненавистью и жаждой мести женщину!

В мае 1977 года я направила Открытое письмо редактору газеты «Новое Русское Слово» (США), которая без всякого стеснения не раз обливала меня грязью и бросала мне в лицо гнусные обвинения… Письмо, в котором я документально доказываю абсурдность этих обвинений, также не пошло дальше редакторского стола.

У меня остается единственная надежда — на Вас!

Прошу помочь опубликовать мою заметку. Конечно, мне хотелось бы, чтобы она была опубликована в США, Англии и Франции. Но я буду очень признательна Вам и за меньшее — за публикацию в Соединенных Штатах. Если бы Вы захотели опубликовать это письмо, то возражений у меня нет.

Я. Решетовская Мой адрес: <���…>

ПОЧЕМУ Я НАПИСАЛА СВОЮ КНИГУ

Моя книга под разными названиями — «В споре со временем», «Саня», «Моя жизнь с Солженицыным» — вышла в нескольких странах. Естественно, она вызвала разноречивые отклики. К сожалению, в этих откликах было слишком много предвзятости, которая связана с незнанием причин, побудивших меня эту книгу опубликовать. Это и заставляет меня сегодня дать краткую справку об истории создания книги.

С юных лет я вела разрозненные дневниковые записи, а начиная с осени 1961 года стала вести дневник регулярно. Солженицын одобрял меня, в шутку называл своим «летописцем», подробно рассказывал о событиях, которым я не была непосредственным свидетелем, беспокоился, не забыла ли я записать то или другое. Со временем во мне созрело решение сплавить воедино всё, чем я располагала: письма, дневники, всевозможные документы, семейные фотографии, магнитные записи…

С согласия мужа весной 1969 года я оставила преподавание и отныне делила свое время между помощью ему и работой над будущими мемуарами.

У нас даже создалась традиция: по субботам я читала мужу вслух очередной отрывок. Он относился к моей работе с интересом; слушая, часто смеялся, порой бывал приятно удивлен, когда слышал о чем-то, что не удержала его собственная память, а то и предлагал мне что-нибудь дополнить. Не раз говорил: «Когда-нибудь цены не будет тому, что ты делаешь…»

Александр Исаевич настолько всерьез относился к моей работе, что даже в письме, где сообщал мне роковую весть о том, что у другой женщины будет от него ребенок, письме, с которого начался закат нашей с ним совместной жизни, не смог обойти молчанием эту тему.

«При всех обстоятельствах, — писал он (см. письмо от 27.8.70), — ты можешь гордиться нашим долгим лучшим прошлым, оно — твое, ты можешь с полным правом писать свои мемуары — как бы ни пошло дальше, что бы ни было впереди».

Наша семейная драма сделала работу над мемуарами главным делом моей жизни. А на протяжении самого острого, самого тяжелого ее периода эта работа была моим единственным прибежищем.

Работу я рассчитывала на долгие годы, о публикации не думала.

Но тем временем происходили события, ставившие меня в особое положение. Мое скромное имя, без всяких стараний с моей стороны, начало упоминаться в прессе. При этом мой образ, моя роль в жизни Александра Исаевича грубо искажались.

Я попыталась найти защиту у мужа (теперь уже — бывшего), встретила с его стороны понимание и сочувствие, но замолвить за меня хотя бы словечко он посчитал невозможным и утешал меня перспективой «посмертной реабилитации».

И все же ради себя одной я, возможно, не стала бы публиковать книгу. Но мне стали известны некоторые «Биографии» Солженицына, вышедшие в те годы на Западе, и передо мной возникла вторая задача: по мере сил пытаться восстановить истину о жизни писателя, заменив домыслы и слухи (особенно много их у Дж. Бурга и Дж. Файфера) документально подтвержденными фактами. Таким образом, совместились две причины, каждая из которых была достаточно основательна.

Именно в это время издательство Агентства печати «Новости» предложило мне заключить договор на книгу. Если бы у меня была в то время другая возможность публикации, я, по-видимому, воспользовалась бы ей. Договор с АПН я заключила в июне 1973 года. Книга должна была быть готова через 6 месяцев. Такой малый срок объяснялся тем, что в основном книга — в том объеме, как она вышла, — фактически была почти написана. Ведь я работала над нею уже более четырех лет!

Еще находясь в Советском Союзе, Солженицын публично подтвердил неоднократно признававшееся им за мной право на публикацию моих мемуаров. В газете «Нойе Цюрихер Цайтунг» от 14 мая 1973 года читаем:

«Госпожа Решетовская (…) в ближайшем будущем опубликует отдельные главы мемуаров. Это ее право».

Оказавшись за рубежом, Солженицын из сторонника книги стал ее злейшим врагом и начал «борьбу», не стесняясь в средствах.

Начиная новую жизнь вдали от России, со своей новой семьей, он предпочел бы забыть ту, которой писал когда-то, что она «спасла ему жизнь и больше, чем жизнь», предпочел бы забыть о нашем с ним общем прошлом. Кроме того, не исключено, что Солженицын, с присущей ему мнительностью, опасался каких-то компрометирующих его документов в моей книге. Как бы то ни было, но он объявил мою книгу частью «кампании (…), начатой после издания „Архипелага“».