Игорь Сорокин - Художник каменных дел

Зодчий чувствовал: он должен оторваться от ранее созданного образа. Но как стереть его, тем более что именно повторения образа от него ждут? И тогда Алексей Викторович решился прибегнуть к новому средству: построил небольшую гранитную модель Мавзолея с подвижными ярусами. Сотни эскизов сделал он, отыскивая нужный ритм уступов, соразмерность масс, объемов.

Когда начало казаться, что цель близка, он решил сделать макет из крашеной фанеры, но в натуральную величину. В макете была выполнена четверть предполагаемого объема, он был как бы вырезан из целого объема по осям двумя ножами.

Этому макету суждено было сыграть решающую роль в поиске гармонии форм, объемов и цвета. Щусев двигал ярусы и смотрел, смотрел и двигал, заставлял маляров без конца перемешивать краски, снова и снова окрашивать конструкцию. Перемещением ярусов, поиском цветового решения он занимался даже во сне. Временами он вскакивал с постели и спешно наносил на бумагу мелькнувший в сознании образ, а утром пробовал его уже на макете.

Отпущенные на строительство сроки поджимали. Кажущиеся бесконечными передвижки и прикидки привели к тому, что зодчий снова вернулся к гранитной модели, которая подтолкнула его к решению отодвинуть воздушную колоннаду венчающего портика Мавзолея до последнего допустимого предела к стене Кремля. И — о чудо! — как светло и чисто зазвучали гранитные уступы, как ясно вдруг увидел он гармонию и ритм, которые так мучительно отыскивал!

Прежде образ Мавзолея жил где-то рядом, но все время ускользал от него. Наконец он обнаружился и теперь как бы само собой развивался. Мавзолей поднялся, достиг двенадцатиметровой высоты, что было равно одной трети высоты Сенатской башни и одной шестой высоты Спасской башни, три дробных его уступа слились в один. Нижний пояс с траурной лентой черного гранита смело выдвинулся вперед и настойчиво потребовал вытянуть венчающий портик почти до зубцов кремлевской стены. Пришла и еще одна удивительная находка: если смягчить левый угол, то почти незаметная асимметричность оживит перепад уступов, игру объемов, цветовую гамму поясов.

— Все! — воскликнул Щусев и распорядился готовить площадку под фундамент.

Гранитный Мавзолей будет с каждой новой точки площади видеться в неожиданном ракурсе. Он нашел способ заставить его уступы звучать торжественной музыкой. В ритме ярусов Мавзолея соединились величие и монументальность, свобода и легкость.

В светлом расположении духа отправился Алексей Викторович в каменоломни на Волынь организовывать добычу нужного гранита. На Головинских карьерах его нетерпеливо ожидал уполномоченный по постройке Мавзолея инженер К. С. Наджаров. Уполномоченный принадлежал к типу выкованных революцией людей, которым ничего не нужно для себя лично, для которых смысл жизни — порученное дело.

Доверие между Щусевым и Наджаровым возникло как бы само собой. С благоговейным почтением относился Наджаров к архитектору. Он видел в нем носителя высокой идеи, точно знающего, как воплотить ее в жизнь. Инженер был интеллигентным человеком. Известно: интеллигентный человек понимает, что такое творческая личность. Наджаров покорил Щусева тактом, необычайной предупредительностью, умением предвидеть, что надо предпринять завтра. О таком помощнике Щусеву прежде приходилось только мечтать.

Каменотесы, взрывники и вырубщики слушались только Наджарова, и это поначалу даже немного обижало зодчего, которому общение с рабочими всегда доставляло истинное удовольствие, но потом он понял, что для пользы дела так и должно быть — распоряжаться всем здесь должен один человек.

Сверяясь с художественным образом Мавзолея, обдумывая его цветовую гамму, Алексей Викторович попросил Наджарова:

— Нельзя ли попытаться добыть монолит черного лабрадора, этакий брус длиною метров шесть, а лучше восемь?

— Если нужно, то будет, — услышал он в ответ.

Когда монолит весом шестьдесят тонн был вырублен из основания гранитной скалы, Щусев попросил каменотесов отполировать небольшую плоскость, чтобы увидеть рисунок камня. Не прошло и трех часов, как его снова позвали в карьер. Он удивился, зная, что полировка квадратного метра гранита занимает у опытного рабочего трое, а то и четверо суток.

В лучах уходящего солнца камень нежно светился голубыми прожилками, выделяющимися то на глубоком синем, то на черном тоне, на котором лежал мягкий голубой отсвет.

— Да как же такое можно, как вам удалось, братцы? — спросил Щусев, любуясь игрою камня.

— То не мы, то природа отполировала, а мы только зачистили, — весело отозвались каменотесы, пряча за спину сбитые в кровь руки.

В результате последующих поисков Алексей Викторович выбрал для Мавзолея армянский черный лабрадор с золотыми прожилками, карельский красный кварцит, порфир, лабрадорит, габронорит. Но больше всего потребовалось красного гранита и розового мрамора, который от полировки становился нежно-розовым.

Однажды, когда уже шла облицовка Мавзолея, к Щусеву прибежал взволнованный прораб:

— Гранит просвечивает, плиты не стыкуются по узору.

Выдержав паузу, Алексей Викторович спокойно сказал:

— Именно это мне и нужно. Не бойтесь структуры камня, она оживляет, без нее сооружение было бы картонным, холодным, без глубины и воздуха.

Год и четыре месяца длилась стройка, на которую было отпущено четыре года. Три тысячи квадратных метров — такую площадь полированного гранита потребовал Мавзолей. Дни слились с ночами, ночи со днями. Это была, пожалуй, единственная стройка, на которой Щусев был суров и непреклонен, не позволяя малейшего отступления от проекта.

12 октября 1930 года сверкающий монолит Мавзолея открылся взорам, засветился на утренней площади. Чрезвычайно редко случалось, чтобы постройка до конца нравилась самому архитектору. На этот раз Щусев был доволен. Мавзолей стал естественной принадлежностью Красной площади, необходимым ее звеном и центром, который сразу начал диктовать площади, какой ей надлежит быть. Мавзолей «потребовал» разобрать Иверские ворота у Исторического музея, замостить площадь гранитной брусчаткой, передвинуть памятник Минину и Пожарскому ближе к храму Василия Блаженного. Памятник много выиграл от этого перемещения. Раныше он должен был «держать» площадь и оттого выглядел сиротливо, подавленный мощью башен Кремля. От этого страдала п площадь, которая в архитектурном смысле была до Мавзолея не площадью, а широкой проезжей дорогой.

Мавзолею оказалось по силам организовать и «держать» площадь. Чем же берет, чем привлекает Мавзолей как архитектурное сооружение? Скромностью! Скромностью и простотой. Мавзолей прост, как все великое, как велик человек, для увековечения памяти которого он возведен.