Оливия Лэнг - Путешествие к Источнику Эха. Почему писатели пьют

В январе 1969 года его навестил брат Дейкин, который тут же решил, что так Теннесси долго не протянет. Будучи католиком, он убедил Теннесси обратиться к вере — в надежде, что его брат хотя бы не попадет в преисподнюю. Годы спустя, в интервью 1981 года для Paris Review , Теннесси делился смутным воспоминанием о встрече со священником-иезуитом, который был «исполнен любви» и решил (скорее всего, вполне резонно), что мистер Уильямс не в силах изучить катехизис. Вместо этого Теннесси как тяжело больной соборовался, после чего был объявлен католиком. Крещение прошло в этом просторном бело-голубом зале. Я представила, как он идет в сопровождении Дейкина и экономки между рядами скамей, машинально повторяет ответы под витражом с изображением Девы Марии, стоящей посреди океана в лучах заходящего у нее за спиной солнца.

Обращение не помогло; он едва ли сознавал, где он и что произносит. Следующее вмешательство Дейкина было более радикальным. В сентябре того же года Теннесси встал, чтобы приготовить себе кофе, и каким-то образом или сел на плиту, или упал на нее, и опрокинул на себя кипяток, получив (по его неоднократным рассказам) ожог то ли второй, то ли третьей степени. В полубредовом состоянии он позвонил приятельнице, и та связалась с Дейкином. На сей раз он забрал брата в Сент-Луис, который тот ненавидел всей душой, и поместил его в клинику Барнса, где Теннесси провел три месяца в запертой палате. Таким образом реализовался самый большой страх Уильямса, и он никогда не простил этого Дейкину, хотя это решение, несомненно, спасло ему жизнь.

Дейкин… запихнул меня в клинику Барнса (Сент-Луис), в психиатрическое отделение, немыслимо ужасное. Они тут же отобрали у меня все мои таблетки! Стали меня колоть, и я какое-то время был в отключке. Полная завязка, детка. Мне сказали, что у меня было три сотрясения мозга в течение одного дня, да еще инфаркт. Не знаю, как я выжил. Думаю, они хотели прикончить меня. Я пробыл там три с половиной месяца. Первый месяц меня держали в палате для буйных, хотя я не буйный. Я был в ужасе, сидел съежившись в углу и пытался читать. Пациенты дрались за единственный телевизор. Один хотел смотреть новости, другой прыгал, вопил и требовал мультиков. Чему удивляться, ведь они были буйные [264] Williams T. The Art of Theater No. 5 // Paris Review. .

В письме другу из этой сомнительной обители он упоминает ожог и судороги и недоумевает, как можно жить с этими двумя напастями сразу: «Полного покоя здесь нет, всё так бессвязно и хаотично, что я не в силах сейчас ни с чем разобраться… Этими бесконечными ночами лежать я могу только на правом боку, и, если мне выпадает редкое счастье заснуть на час, мне снятся кошмары. („Как вам понравился этот голубоглазый красавчик, госпожа Смерть?“ [265] Неточная цитата из стихотворения Э. Э. Каммингса «Buffalo Bill’s». — Примеч. пер. ) Как утешительно писать тебе. Пишущая машинка не дает мне покоя» [266] Williams T. Notebooks. P. 733. .

Выйдя из клиники, Уильямс сразу отправился на шоу Дэвида Фроста. На YouTube можно посмотреть клип. Теннесси худощавый, франтоватый, с тщательно подстриженными усиками, в темных брюках. Он всё еще привлекателен. «Я сейчас в завязке», — говорит Теннесси. Он так пьян, что еле ворочает языком. Все смеются, он игриво высовывает язык и цедит, растягивая слова на южный манер: «Я позволяю себе один стаканчик в день». Фрост спрашивает о его гомосексуальности, будто это еще одна излечимая хворь, и Уильямс отпускает остроту, которая окончательно покоряет аудиторию. «Но я же покрыл все портовые районы», — ухмыляется он и откидывается на стуле назад, срывая бурю аплодисментов.

Очутившись на свободе, Уильямс работает как одержимый. В течение 1970-х появилось шесть новых пьес, один роман, том стихов, сборник рассказов и «Мемуары», которые стали бестселлером. Весной 1979 года он после долгого перерыва возобновляет ведение дневника, на сей раз назвав его Mes Cahiers Noir [267] Мои черные тетради (франц.). Правильно было бы Mes Cahiers Noirs. — Примеч. пер. . Он начинается бессвязным набором разрозненных изречений:

Убил ли я себя сам или был медленно и жестоко разрушен группой заговорщиков?

Лучшее, что я могу сказать в свою защиту, это что я работал как проклятый.

Я стар и уродлив, и это отвратительно, но в другом смысле. Моя болезнь отвратительна, но в другом смысле.

Я оставался доброжелательным человеком, или по меньшей мере человеком, который ценил доброжелательность и старался сохранить ее долгое, долгое время [268] Williams T. Notebooks. P. 739. .

Приблизительно в это время Трумен Капоте высмеял его в своем язвительном, подчас смешном романе «Услышанные молитвы», так и не оконченном, несмотря на громкие заявления автора, и напечатанном посмертно. Впрочем, отрывки были опубликованы в конце 1970-х в Esquire, после чего от Капоте отвернулись многие друзья. Уильямс выведен как драматург мистер Уоллес, который живет в невероятно загаженном номере отеля «Плаза», с раскиданным повсюду бельем, «собачьим дерьмом по всей комнате и подсыхающими лужицами собачьей мочи на ковровой дорожке» [269] Capote T. Answered Prayers. Hamish Hamilton, 1986. P. 59–64. , — картина, в точности соответствующая дневниковым записям Теннесси. У него «манерный говор южанина, слащавый, как пирог с бататом… этот голос дребезжит набрякшим от джина хохотком», а сам Уоллес дрожит, вливая в себя виски. «Алкоголики, — доверительно сообщает рассказчик, — на самом деле презирают вкус алкоголя» — это Капоте должен был знать, как никто другой.

Речь мистера Уоллеса пронизана паранойей, ипохондрией и жалостью к себе, интонация легко узнаваема по последней сотне страниц дневников Теннесси Уильямса. Созерцая мутным взглядом обнаженного незнакомца в своей постели, Уоллес говорит, что чувствует себя в безопасности…

…насколько это возможно для затравленного человека. Человека, которого преследуют убийцы. Я чувствую, что мне уготована внезапная смерть. Если так и случится, это не будет естественная смерть. Они постараются, чтобы всё выглядело как сердечный приступ. Или несчастный случай. Но пообещайте, что вы им не поверите. Обещайте написать в Times и сообщите, что это было убийство.

И на самом деле нечто подобное Теннесси писал Дейкину. Далее мистер Уоллес влюбляется в собственных героинь, перевоплощения себя самого, ведь он одержим самим собой и не в состоянии воспринять существование кого-то еще. Под конец он вызывает Джонса, этакого неудавшегося-писателя-мальчика-по-вызову, чтобы тот разделся и изощрялся перед ним на все лады. Когда тот колеблется, мистер Уоллес говорит своим вязким, слащавым голосом: «О-о-ох, я не хочу тебя трахать в задницу, дружище. Я только хочу потушить сигару».