Карел Рихтер - Его звали Отакар

«И снова Прешов, друг Ярош, командир резервной роты, — вспомнит позже Касал. — Я удовлетворил их любопытство и рассказал о положении в Богумине и Пешинской области, о поляках, эвакуационных поездах, стоящих на всех крупных станциях… Гражданский человек снова превратился в военного. Я поблагодарил, простился с ними и направился в свой Перечин… Через несколько дней я получил от жены письмо. Сообщение было коротким и радостным: она в родильном доме, 21 ноября родился сын, четыре с половиной килограмма. Похож на меня.

Я на пальцах быстро сосчитал, что не будь Яроша, я бы приехал в Богумин слишком поздно и жене пришлось бы остаться там на длительное время. Я написал Отакару, что у меня родился сын, что я очень счастлив и еще раз от всего сердца поблагодарил его».

Йозеф Касал, надпоручик запаса, свидетельствует о таких особенностях характера Отакара Яроша, которые не нашли отражения в официальной характеристике, данной его командиром в то время: чуткий, бескорыстный товарищ.

Эти черты характера проявились вскоре снова. Послушаем еще надпоручика запаса Касала.

«Приказом министерства национальной обороны от 6.12.1938 полевая почтовая служба упразднялась. После ее ликвидации мы отправились в Прешов, где располагался наш четвертый батальон связи. Здесь мы сдали все, что принадлежало полевой почте в Перечине. Расставание с поручиком Ярошем было чисто формальным. Я остался в Прешове и время от времени с ним виделся.

Мой путь лежал через почтовый инспекторат в Прешове, где мне должны были дать должность и предоставить короткий отпуск по семейным обстоятельствам по моей просьбе. С одной стороны, мне хотелось увидеть сына, который в мое отсутствие вошел в нашу семью, а с другой стороны, мне нужно было приобрести теплую одежду — ведь наступала зима. В инспекторате работал референтом мой хороший знакомый из Кошице Янко Роттбарт. Я с радостью встретился с ним и вручил прошение об отпуске. Но тут сразу произошла удивительная метаморфоза. Перейдя со мной на «вы», он заявил, что никакого отпуска я не получу, потому что нет людей. Это меня буквально поразило. Ведь Прешов был запружен почтовыми работниками из Кошице, поезда с почтовыми вагонами отсюда на восток не шли. Восток республики был уже аннексирован венгерскими фашистами. Почтовые работники искали теплые местечки в пивных и трактирах, работу по специальности найти было трудно. Меня разобрала злость, но я не стал с ним ругаться и, не попрощавшись, ушел».

Йозеф Касал, все еще одетый в форму поручика войск связи, вспомнил об Отакаре Яроше. Он, наверное, сможет ему как-нибудь помочь. Касал поспешил к казармам батальона связи.

Ярош выслушал, что произошло с другом, и на скулах его заиграли желваки:

— Вот гады! — холодно произнес он.

Потом Ярош зашел в соседний кабинет к командиру резервной роты. Через минуту он вернулся.

— Отпуск тебе дадим мы, а когда вернешься, получишь подтверждение, что ты был демобилизован позже.

Касал, таким образом, мог заехать на несколько дней домой. Побыть немного с семьей, решить неотложные дела…

«Возвратившись в Прешов, — вспоминает Йозеф, — я зашел к Ярошу. Он выдал мне документы о демобилизации, с которыми я отправился в почтовый инспекторат. Здесь прошло все гладко. Пана референта Янко Роттбарта не было в Прешове, его заместитель выдал мне направление на работу в почтовое отделение Прешов-1. После этого я еще несколько раз виделся с Отакаром. Все офицеры, особенно молодые, имели тогда много проблем с устройством своей жизни. К 28 февраля 1939 года нас перевели в Брно. Там я долго не мог снять квартиру, и, в довершение ко всему, 15 марта страну оккупировали немцы… Время от времени мы обменивались с Ярошем письмами. Помню, однажды из Находа пришло письмо, в котором он сообщал мне, что так же стал почтовым служащим… В ответном письме я поздравил Яроша с вступлением в семью почтовиков. Потом Ярош замолчал и только от прешовских друзей я узнал, что он покинул протекторат и направился на восток…

Я навсегда остался благодарен Ярошу за помощь, которую он оказал мне в тяжелое время осени 1938 года Перед моими глазами часто встает его улыбающееся лицо, но оно было и грустным, когда он, например, привез мне известие в Перечин о том, что моя жена осталась в оккупированном Богумине».

Телеграмма, которую командир батальона полковник Людвик Свобода получил на следующий день после присяги, была сухой и короткой. Военный язык не любит многословия.

«Генеральный штаб Красной Армии, — говорилось в ней, — отдал приказ командующему войсками Южноуральского военного округа ускорить ваше выступление на фронт. Генерал Г. С. Жуков».

Уже давно без малого тысяча хорошо обученных чехословацких бойцов хотела иметь свой участок на огромном советско-германском фронте. Небольшой участок, но свой. Участок, на котором она померится силами с фашистами. Чехословацкие бойцы готовились к этому целый год. Готовились напряженно и осознанно. К этому времени каждый воин уже чувствовал себя одной ногой стоящим на фронте. И вот этот долгожданный час наступил. Определен и точный срок отъезда на фронт.

29 января бойцы и командиры 1-го чехословацкого отдельного пехотного батальона с раннего утра были на ногах. Всюду спешка, нервозность, без которых, наверное, не начинается ни одно большое дело.

Бойцы готовятся в путь на фронт. Во двор выносятся ящики и все, что принадлежит к имуществу батальона. Запасы продовольствия, обмундирование, а главное — оружие, боеприпасы, другие военные материалы. Машины и сани курсируют по Бузулуку от казармы к вокзалу и назад. Все последовательно загружается в приготовленные вагоны. Дорожной горячкой захвачен весь батальон.

Командир 1-й роты надпоручик Ярош прошел по расположению своего подразделения, чтобы убедиться, готовится ли рота к отъезду так, как было приказано.

Во второй половине дня было созвано собрание офицеров и ротмистров 1-го батальона и запасного полка. Полковник Свобода произнес речь на прощание:

«…Некоторые из нас, вероятно, не дойдут до родины. И от их имени я хочу передать завещание нашему народу: пусть никогда больше не повторятся Липаны, пусть никогда у нас больше не будет тридцать восьмого года. В то время, как Запад нас тогда предал, мы знаем, кто единственный оставался нам верен. Это Советский Союз. Мы идем бороться за возрождение нашего народа и, если потребуется, отдадим этой борьбе все. Мы уходим на эту борьбу с сознанием того, что государством, с которым нас после возрождения независимой Чехословакии будут связывать самые тесные узы, будет Советский Союз».

Кончается предпоследний январский день, а вместе с ним кончается и пребывание воинов 1-го батальона в Бузулуке. В столовой играет батальонный оркестр. Слышится полька, вальс, танго. Бойцы хотят проститься с городом шумно и весело.