Шимон Перес - Робким мечтам здесь не место [litres]

И все же со временем стало ясно: переговоры с Арафатом – единственная возможность установить мир. Когда мы с Рабином заняли свои посты, Израиль вел бесплодные переговоры в Вашингтоне с иордано-палестинской делегацией. Формально в состав палестинской группы никто из членов ООП не входил, но, по правде говоря, некоторые участники ранее состояли в этой террористической организации и, что наиболее важно, получали приказы непосредственно от Арафата, находившегося тогда в Тунисе. Этот опыт делал палестинских переговорщиков невероятно осторожными: они не желали уступать ни в чем, не принимали никаких условий без явного одобрения Арафата. Таким образом, несмотря на все усилия американцев, переговорный процесс постепенно затухал.

– Послушайте, все, о чем мы говорим с палестинцами, они посылают факсом Арафату, – сказал я своим сотрудникам, разочарованным отсутствием прогресса. – Я сыт по горло переговорами по факсу.

– Что вы предлагаете? – спросил один из моих советников.

– Я собираюсь поговорить с Рабином. Думаю, пришло время начать прямые переговоры с ООП.

Это решение далось мне нелегко. Ни Рабин, ни я не горели желанием начинать мирные переговоры с террористической организацией. Это поставило бы нас перед моральной дилеммой и вызвало бы политические проблемы внутри страны. Прямые переговоры с ООП технически были вне закона, но, даже если бы это было не так, такое решение оказалось бы крайне непопулярным. Имя Арафата стало в Израиле нарицательным, пожалуй, он был самым ненавистным человеком в нашей стране. Прямое взаимодействие с ним могло обернуться обвинениями в предательстве. И в то же время я знал: мы с Рабином не собираемся ничего делать просто ради популярности. Безопасность Израиля и будущее его народа зависели от нашей готовности добиваться мира, а мирный процесс не начнется, пока враги не захотят найти контакт друг с другом.

Я отправился в кабинет премьер-министра, чтобы обосновать смену нашей стратегии. Я утверждал: мы должны начать переговоры с ООП втайне, но не сможем ни о чем договориться, пока Арафат публично и решительно не осудит терроризм и не потребует прекращения насилия. Если уж мы собирались пожать руку главе террористической организации, то сделали бы это лишь после того, как он навсегда откажется от террора.

Поначалу Рабин был настроен скептически, полагая, что переговоры в Вашингтоне в конечном счете принесут результат. Но вскоре переговоры зашли в тупик, и он, глубоко разочарованный происходящим, пришел к тому же выводу, который ранее сделал и я: если мы хотим получить шанс на мир, то должны быть готовы пойти другим путем. Мы знали, чем грозил подобный выбор, ведь, просто сидя за одним столом с представителями ООП, мы рисковали легитимизировать организацию, которая провозглашала своей основной целью уничтожение нашего государства. И все же мы понимали горькую правду: с друзьями мир не нужен. Если мы стремимся к миру, то должны иметь смелость строить его вместе с нашим врагом.

В начале 1990-х гг. трое ученых – Терье Рёд-Ларсен [179]из Норвегии, Яир Хиршфельд [180]и Рон Пундак [181]из Израиля – начали прямые переговоры с членами ООП о перспективах заключения мира с Израилем. Эти переговоры проходили тайно [182]и прежде всего были направлены на определение плана дальнейших действий. Йоси Бейлин, к тому времени мой заместитель, узнал о переговорах по секретным каналам от Рёд-Ларсена и постоянно находился в курсе происходившего. Какое-то время мы получали мало информации, но к весне 1993 г. выяснили, что близкий друг Арафата, человек по имени Абу Ала [183], присоединился к мирным переговорам.

В предшествующие годы ООП была изгнана из Иордании [184], а затем из Ливана, что вынудило ее перенести штаб-квартиру в Тунис. По прошествии десятилетия, в течение которого она все дальше и дальше отдалялась от Газы и Западного берега, руководство ООП утратило связь с живущими там палестинцами. Когда организация начала терять влияние, ее руководство решилось на немыслимое: мир с Израилем мог стать единственным способом вернуть ей власть и влияние. Действительно, Абу Ала выразил гораздо б о льшую готовность пойти на важнейшие уступки, необходимые для мирного урегулирования, чем мы предполагали. Нам передали, что он и его коллеги в переговорах с норвежцами озвучили несколько нестандартных идей, тем самым подтвердив мое предположение (вопреки переговорам в Вашингтоне), что ООП действительно стремится к миру.

– Мы должны вступить в диалог, – сказал я. – Мне нужно переговорить с Рабином.

Я считал, что переговоры следует проводить в несколько этапов, если мы хотим их успешного завершения. Начинать диалог, ожидая, что все вопросы будут решены сразу, значило бы рассчитывать на невозможное и неоправданное. Нашей целью был мир, но не его достижение в неосуществимом темпе. Я утверждал, что цель переговоров – определить перечень согласованных обеими сторонами принципов и намерений, которые одна сторона готова предложить другой. Для тех вопросов, которые мы согласуем, мы установим сроки реализации, а по оставшимся составим график дальнейших переговоров.

Мы с Рабином обсуждали наши намерения в рамках такого подхода. Без сомнения, мы должны были потребовать от ООП отказаться от террора и признать наше право на существование – и на существование в мире. Мы бы настаивали, что при любых обстоятельствах, связанных с возвращением земель, Израиль сохранит как свои исключительные возможности контролировать собственные границы, так и неоспоримое право защищать себя от угроз. В обмен на эти обязательства мы бы предложили постепенно вывести войска из сектора Газа и анклава Иерихона [185]на Западном берегу.

С нашей точки зрения, крайне важно было доставить Арафата из Туниса в Газу и создать Палестинский совет, который бы он попытался возглавить до проведения выборов под международным контролем. Мирный процесс мог бы начаться с ООП, однако для достижения мирного соглашения нам необходим был партнер, представляющий весь палестинский народ, а не отдельные его группы, которые выступали за все большее и большее насилие.

После нескольких наших встреч Рабин согласился двигаться дальше. Я пригласил Ави Гиля [186], руководителя моего аппарата, и Ури Савира [187], генерального директора МИД, в свою официальную резиденцию в Иерусалиме. Мы с Ави обсуждали ситуацию, когда приехал Ури.

– Что я могу сделать для вас? – спросил Ури.

– Как ты смотришь на выходные в Осло?

– Прошу прощения? – произнес он, совершенно ошеломленный, но не потому, что не понял вопрос, а именно потому, что понял.

Остаток дня я провел, определяя стратегию для первого этапа [переговоров], засыпая Ави вопросами о каждом нюансе нашего подхода, который мы с ним вырабатывали несколько недель. Мы изложили наши цели – как конечные, так и промежуточные – и дали Ури точные инструкции, как действовать на переговорах.