Сигэнори Того - Воспоминания японского дипломата

Как показывает один из многих примеров, опьянение победой с не меньшей очевидностью проявлялось и в парламенте. В феврале 1942 года, на заседании бюджетной комиссии Палаты представителей член парламента Уэхара потребовал, чтобы министр иностранных дел представил свою позицию в отношении мира. Я ответил, что прекращение войны и восстановление мира есть дело естественное и необходимое, и, следовательно, я абсолютно готов и полон решимости действовать в интересах достижения этой цели. Это вызвало протесты со стороны членов комиссии, которые усматривали цели войны в разгроме противника, считали, что от министра иностранных дел не подобает слышать о подготовке к миру, и потребовали, чтобы я взял назад свое заявление. Я отказался на том основании, что для взятия заявления назад нет никакой причины, ибо сказанное мною есть лишь аксиома. Тем не менее, даже в Кабинете сложилось мнение о правоте парламентариев. Его сторонники заявляли, что, если Япония и дальше будет двигаться теперешними темпами, она вполне сможет занять Вашингтон. Поэтому премьер предложил найти какой-то компромисс, и, в конце концов, было решено изъять мое заявление из протоколов парламента. К такой практике в те дни прибегали довольно часто.

Сразу после падения Сингапура стали циркулировать слухи о том, что Великобритания предложила мир. Аналогичные слухи распространялись в некоторых кругах и перед окончанием войны. Поскольку в них до сих пор кое-кто верит, я хочу категорически заявить, что японское правительство в то время никаких подобных предложений не получало. Доказать отрицательное положение можно только косвенно, но, на мой взгляд, полная несостоятельность таких слухов становится достаточно очевидной в силу хотя бы того факта, что на протяжении всей Тихоокеанской войны британское правительство полностью солидаризировалось с замыслами Соединенных Штатов. Невозможно поэтому поверить, что оно стало бы пытаться заключить сепаратный мир с Японией. Думается, отсутствие любых оснований для слухов о британском мирном предложении подтверждается и следующим эпизодом. Когда посол Крейги вскоре после начала войны покидал Японию, я направил своего личного секретаря передать ему мои сожаления по поводу краха японо-американских переговоров и начала войны. Я также направил ему послание с просьбой, если он сочтет это возможным, передать британскому правительству, что сейчас, когда началась война, обе стороны только выиграли бы от ее прекращения в любой момент, когда одна из сторон потеряет надежду на победу. Как мне доложили, посол ответил, что в данное время, когда война принимает неблагоприятный для Великобритании оборот, он не может передать мое предложение своему правительству, но при этом ценит такое намерение министра иностранных дел Японии. В то время я принял слова посла за вполне естественное выражение неукротимой гордыни англичанина.

Как я уже отмечал, успехи на начальной стадии войны были поистине блестящими. Обзор ситуации на заседании Совета по межведомственным связям в феврале 1942 года показал, что в дипломатической сфере дела продвигаются гладко и в соответствии с планом: Япония, Германия и Италия подписали Договор о недопущении сепаратного мира, Япония заключила Договор о союзе с Таиландом, а СССР подтвердил, что будет и впредь сохранять нейтралитет. При рассмотрении положения на фронтах высшее командование доложило, что стратегические пункты на юге были заняты на три-шесть месяцев раньше запланированного срока, чем в огромной степени ускорены дальнейшие операции. На почве столь всеобъемлющих побед стала произрастать идея посылки наших армий против Бирмы, Индии и даже Австралии. Эта идея получила поддержку некоторых государственных старейшин и бывших министров, не говоря уж об отставных генералах и адмиралах. Но еще во время изучения вопроса о целесообразности начала войны я обогатился некоторыми знаниями о принципах тылового обеспечения и особенно о наших проблемах с судоходством. В результате у меня сложилось мнение, что наша стратегия должна, по преимуществу, быть удерживающей, и поэтому возражал против направления японских войск даже в Бирму, а уж тем более — в Австралию.

Я не соглашался с военными и по другому вопросу. Они настолько высоко оценивали успех в Перл-Харборе, что при обсуждении мер ведения войны на заседании Совета по межведомственным связям, который занимался этой проблемой с февраля по март, заявляли о неспособности Соединенных Штатов перейти в наступление до второй половины 1943 года. Я напомнил военным о размерах индустриального потенциала США и предсказал, что они оправятся от удара и смогут нарастить свою мощь гораздо скорее, чем это следует из приведенных оценок. В этой связи я вновь настойчиво призвал к продолжению дипломатических усилий в целях достижения мира между Россией и Германией и решения "Китайского инцидента”, о чем будет рассказано на следующих страницах.

Главной темой на заседаниях Совета по межведомственным связям стало судоходство. До начала войны считалось, что большая часть судов, реквизированных армией и ВМФ, по завершении начальной фазы военных операций будет возвращена в гражданский сектор, где в дальнейшем их можно будет использовать для перевозок сырьевых материалов и продовольствия. Наступил март, но армия и флот не только не вернули реквизированные суда, но, напротив, шумно требовали новых. Гражданские участники Совета, и я в их числе, настаивали на выполнении начальной договоренности, поскольку в противном случае поставки продовольствия и одежды сократились бы, и даже производство военной продукции со временем оказалось бы под угрозой. Однако поскольку военные упорно стояли на своем, было решено передать этот вопрос на совместное рассмотрение министерству транспорта и командованию армии и ВМФ. Таким образом, он вышел из-под нашего контроля.

Тем временем на авансцене появился вопрос о военнопленных и проживающих в Японии иностранных гражданах. Впервые этот вопрос возник в самом начале войны, когда американское и британское правительство через Швейцарию и Аргентину, которые, соответственно, представляли их интересы, запросили японское правительство о том, будет ли Япония соблюдать Конвенцию об обращении с военнопленными, заключенную в Женеве в июле 1929 года. Япония подписала Конвенцию, но не ратифицировала ее. Получая этот запрос, я знал, что, хотя и ходили слухи о недисциплинированности японских войск в ходе "Сибирской экспедиции”, до того, и во время русско-японской войны, и во время кампании 1914 года в Циндао, гуманное обращение японских войск с военнопленными снискало восхищение всего мира. Хотя бы по этой причине Япония в ходе этой войны должна была не запятнать себя поведением, которое вызвало бы осуждение мирового сообщества. К тому же на территориях противника проживали несколько сот тысяч японцев, и в случае, если бы Япония нарушила свой долг по отношению к находящимся в ее власти гражданам враждебных государств, можно было ожидать, что пострадают и проживающие за рубежом граждане Японии. Именно ввиду этих соображений я поручил директору Договорного бюро Мацумото договориться с военным руководством о применении Женевской конвенции с необходимыми изменениями (mutatis mutandis) в целях обеспечения справедливого обращения с военнопленными и интернированными гражданами враждебных государств.