Сигэнори Того - Воспоминания японского дипломата

22 июня члены Высшего совета по руководству войной были вызваны к императору. По моим предположениям, эта аудиенция явилась следствием моего разговора с Кидо 15 июня относительно необходимости четкого изложения императором его пожеланий. Именно для этого император, видимо, и собирал независимых членов правительства и верховного командования. Я оказался прав. Император заявил членам Совета, что и внутри страны, и на международной арене достигнут критический рубеж, война приняла чрезвычайно угрожающий характер, и интенсификация бомбардировок будет все более увеличивать наши трудности. Поэтому он желает, чтобы, невзирая на сохранение в неизменном виде последнего решения совещания у императора, члены Совета приложили все усилия для скорейшего прекращения войны. Министр военно-морского флота ответил, что шесть членов Совета уже начали проводить консультации, цель которых совпадает с желанием императора, и что результаты будут доложены министром иностранных дел.

Хотя всего двумя днями раньше я подробно докладывал императору о консультациях и согласованных позициях членов Совета, я вновь в общей форме повторил свои разъяснения, поскольку полагал полезным сделать такой доклад в присутствии всех членов Совета. После моего выступления начальник Генерального штаба армии сказал, что предложение о заключении мира, которое окажет глубокое воздействие на ситуацию в стране и за рубежом, следует выдвигать только после исчерпывающего обсуждения и относиться к нему следует с предельной осторожностью. Император поинтересовался, не означает ли "предельная осторожность” нанесение еще одного удара противнику перед выдвижением предложения, но начальник штаба отрицал это. Дальнейшей дискуссии не последовало, и император, убедившись, что желающих высказаться нет, удалился.

Тем временем Хирота, действуя либо напрямую, либо через друзей, поддерживал контакт с Маликом, но их переговоры необходимо было ускорить. В ответ на мои настойчивые требования Хирота сообщил, что советской посол хочет знать, в чем конкретно состоят намерения Японии. Я поручил ему сообщить Малику, что главное желание Японии сводится к заключению соглашения о взаимной помощи и ненападении с целью поддержания мира на Дальнем Востоке, что в этой связи Япония готова согласиться на нейтральный статус Маньчжурии, отказаться от прав рыболовства в советских водах и, сверх того, оставляет открытой дверь для обсуждения любого другого вопроса, который мог бы быть поднят Советским Союзом. Встретившись с Маликом 29 июня, Хирота доложил мне, что посол обещал довести наше предложение до сведения своего правительства и по получении соответствующих инструкций возобновить переговоры. Чтобы приблизить решение вопроса, я информировал посла Сато о переговорах в Гора и поручил ему предпринять в Москве попытки содействовать их ускорению. Сато доложил, что высказал соответствующие просьбы в беседах с наркомом иностранных дел Молотовым и его заместителем Лозовским.

Еще до этого в американских радиопередачах уже часто говорилось о том, что Япония будет просить о безоговорочной капитуляции. Однако Япония не собиралась капитулировать безоговорочно. На деле, до самого конца, до окончательного принятия Потсдамской декларации Япония придерживалась позиции, в соответствии с которой она безоговорочно принимает Декларацию, но это не означает безоговорочной капитуляции. Безоговорочная капитуляция относилась только к вооруженным силам (о чем было четко заявлено в самой Декларации), но не к государству. Поэтому американская пропаганда подобного рода и настойчивые требования "безоговорочной капитуляции” в немалой степени тормозили движение к миру в Японии.

В какой-то момент, казалось, начал открываться еще один возможный путь к миру. Вскоре после только что описанных событий министр военно-морского флота Ёнаи сказал мне, что некто Даллес [131] Аллен Даллес, будущий директор ЦРУ, в то время работал в Бюро стратегических служб США. , американский представитель в Швейцарии, действуя через нашего представителя в Банке международных расчетов Китамура, передал японскому военно-морскому атташе в Берне, что Японии следовало бы безоговорочно капитулировать. Ёнаи спросил меня, кто такой этот Даллес и какие инструкции касательно ответа следует направить военно-морскому атташе. В то время Касэ Сюнъити, японский министр-посланник в Швейцарии, был, как и наш министр-посланник в Швеции, в неважных отношениях с военным и военно-морским атташе, приписанными к его миссии. Как в Швейцарии, так и в Швеции министры-посланники не могли работать в добром согласии с военными и военно-морскими атташе. Поэтому я еще раньше обратился к военному министру и министру военно-морского флота, а также к двум начальникам штабов с просьбой информировать своих представителей по телеграфу о недавних событиях. Как сказал мне Ёнаи, предложение Даллеса держалось в секрете от министра-посланника Касэ и военного атташе. На мой взгляд, сложившаяся ситуация давала хорошую возможность прощупать намерения США, и я предложил Ёнаи направить военно-морскому атташе в Берне следующие инструкции: поручить Кита-мура ответить Даллесу, что Япония не может рассматривать вопрос о согласии на безоговорочную капитуляцию, что любая капитуляция должна основываться на определенных условиях, а затем посмотреть, какова будет реакция американской стороны. Мы договорились, что министр военно-морского флота в соответствующем духе проинструктирует своего атташе, но через две-три недели, как сообщил мне Ёнаи, инструкции еще не были отправлены, и поскольку время ушло, мы от этой попытки отказались.

К концу июня военное положение, какой аспект его ни возьми, стало критическим. Воздушные налеты и развал транспортной системы привели к катастрофическому падению производства. Не говоря уж о резком сокращении выпуска самолетов, даже соль, столь необходимая для изготовления взрывчатых веществ, попала в разряд остро дефицитных товаров. Все более резкая нехватка продовольствия могла предвещать к зиме серьезные волнения населения. Казалось, что информированные круги и в официальном, и в частном секторах сознавали невозможность продолжения борьбы, и со всех сторон нарастало давление с требованием заключить мир. Министр сельского хозяйства и лесоводства Исигуро, министр без портфеля Сакандзи и другие министры специально обратились ко мне, чтобы поделиться своими опасениями.

Настроения неофициальных кругов выразили профессора Токийского императорского университета Намбара и Такаги, которые нанесли мне визит с целью побудить к скорейшему достижению мира. Я сказал им, что предпринимаемые мной шаги полностью соответствуют этой цели, и добавил, что был бы признателен, если бы профессор Такаги, эксперт по американским делам, мог бы предложить тот или иной план установления прямого контакта с какими-либо кругами в США на предмет попыток достичь мира посредством переговоров. К этой кампании примкнули политики, в том числе даже один член парламента — социалист, который хотел, чтобы я, несмотря на традиционно плохие отношения между Вторым и Третьим Интернационалами, организовал его поездку в Москву для установления контакта с Соединенными Штатами. И только от бывших сотрудников МИДа не поступало никаких обращений о необходимости прекратить войну, что казалось мне странным.