Сигэнори Того - Воспоминания японского дипломата

Что касается Капповского путча, то один из моих знакомых и бывший офицер германской армии, за несколько дней до беспорядков сообщил мне о возможности свержения правительства по возвращении войск из балтийской зоны. Однако я не обратил на его слова большого внимания и лишь сказал, что, во-первых, в то время как международные отношения Германии находятся в критическом состоянии, безответственные действия "правых” нежелательны, и, во-вторых, у них едва ли есть какие-либо шансы на успех. Однако полученная информация оказалось верной. Однажды утром, вскоре после этого разговора, меня разбудили звуки государственного гимна Германской империи, а из окон "Кайзерхофа” были видны имперские флаги, развевавшиеся над всеми правительственными зданиями. Кабинет Шейдемана бежал из Берлина, а группа Каппа сформировала правительство. Но Социал-демократическая партия и профсоюзы объявили всеобщую забастовку. Транспорт и линии связи были парализованы, и даже гостиницы и рестораны несколько дней были закрыты. В конце концов, мятежники бежали из страны. Я заключил, что, хотя поднять мятеж сравнительно легко, без достаточной подготовки и разумной мотивации обеспечить его успех невозможно. Забастовка в то время была организована великолепно и шла к цели буквально напролом.

Вскоре мирный договор вступил в силу, Япония и Германия восстановили дипломатические отношения, и, в соответствии с положениями договора, им предстояло обменяться поверенными в делах. В Германии, по всей видимости, было много кандидатов на посольский пост, но заместитель немецкого министра иностранных дел, сообщив мне, что его правительство хотело бы направить послом бывшего министра иностранных дел Зольфа, запросил agrement японского правительства на его временное назначение в качестве поверенного в делах. Я передал этот запрос вместе со своими рекомендациями в Токио и вскоре получил инструкцию сообщить о нашем согласии. Готовясь к поездке, господин Зольф спросил меня, как ему лучше понять Японию. Я ответил, что, поскольку в настоящее время между Японией и Германией нет серьезных политических проблем, и, более того, поскольку изучение Японии через призму политики может ввести в заблуждение, ему следует начать с ознакомления с феноменами культуры, особенно с такими, как буддизм, конфуцианство и синтоизм, и прежде всего, коль скоро сам он является санскритологом, приступить к анализу эзотерического буддизма. Позднее, во время встречи в Токио, он говорил, что мой совет оказался исключительно полезным. Как посланник побежденной страны, господин Зольф находился в очень трудном положении, но ему удалось завоевать доверие официальных и неофициальных кругов Японии. Например, Гото Симпэй задавался вопросом, много ли в Германии людей такого калибра, как Зольф. Несомненно, своим высоким авторитетом он в большой степени был обязан своим личным качествам, знаниям и опыту, но также и способности понять характер и образ мышления японцев. Если иностранец знакомится со страной путем концентрации внимания на политических или экономических интересах, его мнение об этой стране будет меняться по мере того, как меняются времена. С другой стороны, если он наделен глубоким пониманием ее духовных и культурных черт, его пристрастия или суждения никогда не будут ошибочными. Об этом особенно должны помнить дипломаты.

Когда открылось наше посольство, первым прибыл поверенный в делах Дэбути, а вскоре его сменил посол Хиоки. Я занял должность старшего секретаря. Так как штат посольства расширился и у меня появилось немного свободного времени, я решил совершить поездку по странам Европы, в которых раньше мне бывать не приходилось. В марте 1920 года я поехал в Польшу, где понял, почему ее называют зерновой житницей Европы. В Варшаве, в ходе встречи с польским министром иностранных дел Патеком, которая состоялась по его просьбе, я услышал от него, что вскоре Польша станет великой державой с населением в восемьдесят миллионов человек. Я заметил, что не могу согласиться с идеей, в соответствии с которой одна только численность населения или территория уже делают страну великой, и что рано или поздно идея эта обанкротится. Хотя в то время Патек был в превосходном настроении и утверждал, что поляки вот-вот, несомненно, возьмут Одессу, ко времени моего возвращения в Берлин через Лемберг (Львов) судьба самой Варшавы перед лицом контрнаступления красных стала весьма неопределенной. Как же рискованно действовала эта и подобные ей страны - им было пожаловано благо независимости, а они ринулись дальше, стремясь стать еще более великими!

У меня было еще три недели отпуска, и я отправился в путешествие через Центральную Европу на Балканы и в Турцию. Для начала в феврале 1921 года я поехал в Вену. Инфляция в Австрии уже достигла серьезных размеров, но, благодаря энергичным усилиям премьера Зайпеля и его подчиненных, удалось добиться значительных улучшений в сфере жилищного строительства и социального обеспечения для рабочих. Однако по сравнению с Веной и ее пригородами территория страны была настолько мала, что уже тогда были очевидны трудности существования Австрии в качестве независимого государства, как то и предвидели премьер Зайпель и другие. Повсеместно приходилось слышать, что установленный Версальским договором запрет на объединение Австрии с Германией неоправдан.

Плывя от Вены вниз по Дунаю, я осознал значение этой реки, как важной транспортной артерии, для европейской истории. В Будапеште я встретился с графом Андраши, выслушал его мнение о причинах мировой войны и узнал, что Венгрия, с ее благодатными условиями для сельского хозяйства, лучше подготовлена к независимому существованию, чем Австрия. Венгры все еще обсуждали негодное правление красных революционеров во главе с Бела Куном весной 1919 года. В Софии, где современной была только часть города, члены кабинета министров и политики, с которыми я встречался, все как один говорили о невыполнимости условий мира, особенно, связанных с репарациями. Румыния, напротив, выглядела вполне довольной, ибо война принесла ей новые территории. Однако, несмотря на богатые сельскохозяйственные ресурсы и запасы нефти, уровень цивилизации и жизни в стране, за исключением Бухареста, был низок. Один англичанин, мой попутчик по дороге из Бухареста в Югославию, рассказывал мне различные истории о неспособности румын к делу, а французский и швейцарский министры-посланники в Бухаресте говорили о не вполне безопасной социальной ситуации в Румынии. Прошло уже три года после войны, но не только в Румынии, но и повсюду на Балканах до сих пор были видны следы разрушений. Разбитое стекло в окне вагона так и не заменили, в спальных купе не было света, и проводники говорили, что, если пассажирам нужно освещение, то они должны покупать свечи. Мне казалось, что, если люди все еще не устранили эти поломки, они, должно быть, очень ленивы, но в то же время масштабы военных разрушений производили на меня угнетающее впечатление. Много лет спустя я был поражен сходством картины, которую можно было наблюдать в Японии на последней стадии второй мировой войны и в самом начале послевоенного периода, с увиденным после первой мировой войны в Балканских странах.