Сигэнори Того - Воспоминания японского дипломата

Поскольку к моменту отъезда из Бухареста я из-за положения на транспорте уже использовал две недели своего отпуска, мне пришлось значительно урезать свои планы и вернуться в Германию через Югославию. Простираясь на значительное расстояние с востока на запад и имея крупные угодья плодородных целинных земель, Югославия, казалось, могла рассчитывать на светлые перспективы экономического развития. Границы Югославии в разных пунктах как бы врезаются в территории Болгарии, Румынии, Венгрии и Австрии, и поэтому на пути из Бухареста в Загреб в поезде часто проводились таможенные досмотры. У меня, обладателя дипломатического паспорта, никаких проблем не возникало, но обычным пассажирам приходилось довольно нелегко. Таможенные процедуры длились долго, и вызывали сильное раздражение путешественников, совершавших местные поездки. Кроме того, наличие в каждой стране собственной валютной системы создавало пассажирам дополнительные трудности. Вообще, это еще вопрос, действительно ли независимость малых стран, полученная просто на основе национального самоопределения и при отсутствии экономической базы, и вправду принесла счастье различным народам. Следовало более полно изучить проблему валют и других средств защиты прав малых стран.

Проехав через Зальцбург в южной Австрии, я добрался до Мюнхена и вернулся в Берлин. Вскоре я получил приказ вернуться в Токио и стал готовиться к отъезду домой через Голландию, Англию и Америку.

Не только до первой мировой войны, но и после второй министерство иностранных дел не поощряло и не поощряет разъезды своих сотрудников. Возможно, причина заключается в том, что правительству нелегко оплачивать путевые расходы. Однако я считал, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать, и поэтому еще со времени первого служебного срока в Мукдене старался путешествовать как можно больше. Учитывая обстоятельства, я совершал поездки с разрешения руководителей соответствующей миссии и оплачивал все расходы из личных средств. Именно таким образом я ездил по Европе и именно таким образом возвращался домой. (Хотя и говорят о сходстве характера немцев и японцев, но, пожалуй, схожи, скорее, обстоятельства жизни, а не характеры этих двух народов. Различия в манерах и обычаях не следует путать с различиями в этике. Одна из причин, в силу которой я выбрал маршрут через Америку, состояла в желании изучить расовую проблему).

В мае 1921 года я пересек Атлантику и прибыл в Нью-Йорк. Отлично помню то радостное возбуждение, с которым я взирал на Статую Свободы при входе в нью-йоркскую гавань, по-видимому, ощущая прилив свежих сил, вызванный приездом в страну-поборницу свободы. Это был мой первый визит в США, и, имея в своем распоряжении весьма ограниченное время, я намеревался получить лишь общие представления об этой стране. Первое впечатление, даже если оно в чем-то и ошибочно, как правило, всегда очень важно. В Нью-Йорке я дивился на небоскребы, поражался красоте Манхэттена и восхищался уровнем развития машинной цивилизации. Однако на собрании Японо-Американской Ассоциации, куда мне довелось получить приглашение, я слышал, как многие американские дамы, обсуждая европейскую ситуацию, радовались хорошей, как они говорили, возможности "прижать” Германию, что было воспринято мной как демонстрация одной из черт американского характера. В Вашингтоне, размышляя у горы Вернон о деяниях Джорджа Вашингтона и о герое Гражданской войны в Линкольновском мемориале, я в то же время имел возможность своими глазами наблюдать расовую дискриминацию на практике. В Новой Англии, видя, как гуманизм Эмерсона и других превращается в прагматизм, я осознал необходимость уделять внимание переменам в человеческой культуре. Подобно всем туристам в Америке я побывал на Ниагарском водопаде и на чикагских бойнях, увидел Большой Каньон, а затем, любуясь красотами Тихоокеанского побережья, которые чем-то напомнили мне приморские ландшафты Японии, проехал от Лос-Анджелеса до Сан-Франциско. Посещая фермы и иные предприятия японцев в Сакраменто и других местах, я обнаруживал все новые и новые проблемы, стоявшие на пути межрасовой гармонии. Японские иммигранты в районе Сакраменто до сих пор сохраняли обычаи и традиции своей родины. Мне подумалось, что, хотя Америка и является плавильным котлом для различных культур, проблема дискриминации цветных рас в будущем станет весьма серьезной.

Вступив на борт судна пароходства Тоё "Тэнъё-мару", я встретил множество японцев и вместе с ними отдыхал и наслаждался прекрасной погодой. По пути мы сделали остановку на Гавайских островах, которые покорили меня своим живописным видом. Путешествие продолжалось, океан нес в себе ощущение жизни и молодой энергии. Увидев в предрассветном небе восхитительную гору Фудзи, я до глубины души прочувствовал красоту родной страны. Однако по сравнению с недавно увиденным в Америке дорога от Иокогама до Токио выглядела улочкой на окраине западной столицы, японские дома по сравнению с американскими небоскребами казались спичечными коробками, а прелестные зеленые рисорые поля, хоть и ласкали мой взор, все-таки смахивали на нечто игрушечное. Впечатления резко расходились с теми, которыми я обогатился, возвращаясь из Европы. Следует добавить, что сейчас, когда прошло тридцать лет после моего прибытия из первой зарубежной поездки, все эти сравнения нуждаются в существенной модификации, ибо как в Европе и в Америке, так и в Японии многое сильно изменилось.

Итак, в июне 1921 года я прибыл в Токио и представил отчет различным службам министерства иностранных дел. В то время у власти находилась партия "Сэйюкай", во главе Кабинета стоял премьер Хара, а во главе министерства иностранных дел — граф Утида. В связи с новой послевоенной ситуацией и благодаря опыту, накопленному на Парижской конференции, в министерстве царила атмосфера бурного энтузиазма. Одним из следствий обогащения опытом на Парижской конференции явилось разделение Политического бюро на Азиатское и Европейско-Американское, первое из которых возглавил Ёсидзава Кэнкити, а второе — вновь назначенный Мацудайра Цунэо, переведенный в МИД с поста начальника Политического отдела экспедиционного корпуса наших войск во Владивостоке.

Если говорить о главных дипломатических проблемах Японии в то время, то те из них, что были связаны с Китаем (Маньчжурская и Шаньдунская) на какое-то время могли считаться урегулированными, но одна из наиболее трудных, — проблема России, — все более осложнялась ввиду установления там советской власти и отправки вследствие этого наших войск в Сибирь. В то время как инцидент в Николаевске взбудоражил общественное мнение Японии, США неожиданно вывели свои войска из Восточной Сибири и принялись возражать против дальнейшего присутствия там сил Японии. Кроме того, в Сибири активизировались действия партизан, и для Японии настало время пересмотреть свою политику в отношении России. Как поговаривали, США были недовольны позицией Японии в сибирском вопросе. Однако, принимая во внимание изначальную инициативу Соединенных Штатов, обратившихся к Японии с просьбой о вводе войск в Сибирь, становилось очевидным, что теперь они своей высокомерной позицией явно срывали координацию действий обеих стран. Впоследствии США продолжали придерживаться аналогичной позиции в отношении Японии, но в свете нынешнего советско-американского противостояния представляется, что Соединенным Штатам следовало бы многое пересмотреть в своих прежних подходах.