Сигэнори Того - Воспоминания японского дипломата

В те дни я сам и видел, и слышал, что немцы все более склонялись к тому, чтобы взирать на Гитлера как на сверхчеловека или приписывать ему качества полубога. Однако этим вирусом были заражены не только немцы. Многие проживавшие в Германии японцы, не говоря уж о наших военных, восхищались успехами Гитлера и превозносили преимущества сотрудничества с его страной. В то время Япония направляла за рубеж множество так называемых народных миссий с четко заданной целью разъяснять позицию Японии в отношении "Китайского инцидента". Одна из таких миссий прибыла в Берлин еще до моего приезда и задержалась там. Эти группы, смыкаясь с военными, занимались всякого рода деятельностью, которая наносила немалый вред в вопросах, связанных с германо-китайской торговлей или с Трехсторонним пактом. Со временем деятельность эта затронула и меня как посла и нанесла урон моему положению. Но что меня возмутило и показалось особенно неприятным, так это присутствовавшая в их интригах смесь из политических вопросов и личных интересов. Поскольку я тоже оказался втянутым в эти интриги, лучше привести высказывания тех, кто в те дни находился в Берлине и был непосредственным очевидцем происходивших событий. В этой связи я сошлюсь на показания этих людей на МВТДВ.

Во-первых, на письменное свидетельство торгового советника посольства Сюдо Ясундо, который ведал вопросами экономических отношений между Японией и Германией (Протоколы заседаний МВТДВ, № 335, 16 декабря 1947 г., от колонки 3d на стр. 11 до стр. 12).

Во-вторых, на письменное свидетельство о службе в Берлине Сакайя Тадаси, который в качестве старшего секретаря посольства принимал участие в его важных делах (Протоколы заседаний МВТДВ, № 335, стр. 13 до колонки 3d на стр. 14).

В-третьих, — на письменное свидетельство генерал-майора Касахара, который работал в аппарате военного атташе посольства и который повез в Токио предложенный Германией проект Трехстороннего пакта (Протоколы заседаний МВТДВ, № 335, стр. 10, колонка 3 до середины колонки 4)

В этих трех документах отражена общая картина моей деятельности в Берлине в течение одного года. О некоторых дополнительных или вспомогательных вопросах будет рассказано ниже.

Как уже отмечалось, я считал невыгодным для Японии установление слишком тесных отношений с Германией и стремился удерживать находившихся в Берлине японцев, опьяненных осознанием германского могущества, от попыток не допустить "опоздания на поезд”. В то же время, ввиду необходимости ускорить урегулирование "Китайского инцидента”, моя первостепенная задача состояла в том, чтобы побудить Германию к отзыву своих офицеров из Китая и прекращению поставок в эту страну оружия и боеприпасов. В то время многие японцы считали необходимым срочно добиться признания Маньчжоу-го, и еще до моего прибытия в Берлин германской стороне была высказана соответствующая просьба. Однако я занял позицию, в соответствии с которой Японии было ни к чему умолять Германию о признании Маньчжоу-го, поскольку в связи с закупками сои и других товаров немцам рано или поздно все равно пришлось бы сделать это, а на данном этапе надо было сконцентрировать усилия на том, чтобы заставить Германию прекратить военную помощь Китаю. Поэтому вскоре после прибытия в Берлин я начал обсуждать этот вопрос с министром иностранных дел фон Нейра-том и не оставлял попыток продолжать его обсуждение в ходе последующих бесед с ним.

Тем временем посол Риббентроп однажды довольно неожиданно пригласил меня на беседу. Ранее он был послом в Великобритании, но в то время находился в весьма своеобразных отношениях с министерством иностранных дел, располагая за его пределами собственным офисом. Риббентроп начал беседу с подробного рассказа о том, как он инициировал подготовку Антикоминтерновского пакта. Затем он заявил, что, будучи сторонником тесного сотрудничества между Германией и Японией, хотел бы периодически беседовать со мной tete-brtete, причем ему было бы желательно держать эти встречи втайне от германского министерства иностранных дел. Столь необычный подход мне не понравился, но я согласился на наши дальнейшие беседы.

Вскоре после этой встречи, в середине февраля, мы с супругой присутствовали на ленче, который давал фон Нейрат. В то утро газеты опубликовали сообщение об увольнении военного министра Бломберга и самого министра иностранных дел. Нейрат казался весьма недовольным этим неожиданным увольнением, но его супруга просто кипела от возмущения. По ее словам, прежде, чем приступить к обновлению отделки официальной резиденции, она удостоверилась у канцлера, что никакой неожиданной замены министра иностранных дел не будет. В противном случае она просто не стала бы затевать работы. Поскольку канцлер сказал, что “министр не будет заменен, так что действуйте”, неожиданное увольнение было ей совершенно непонятным, и его, продолжала она, наверное, организовал кто-то, метивший в кресло ее супруга. Частное дело Бломберга послужило предлогом для реорганизации Кабинета в целях укрепления влияния партии посредством назначения на министерские посты чистых партийцев.

Уяснив, что методика ведения дел у берлинских властей часто бывает весьма своеобразной, я вскоре после вступления Риббентропа в должность министра иностранных дел предложил ему, чтобы в Берлине все важные вопросы политических и экономических отношений между Японией и Германией решались только между немецким министром иностранных дел и японским послом, либо с их одобрения, и Риббентроп со мной полностью согласился. Я проинформировал об этом разговоре военного атташе Осима и прямо заявил ему, что он должен воздерживаться от решения каких бы то ни было вопросов, кроме военных. Осима ответил: "Раньше я получал от Генерального штаба армии инструкции и по невоенным вопросам, что ставило меня в неловкое положение. Ваше указание основательно, и впредь я буду следовать ему”.

Вскоре Германия признала Маньчжоу-го, отозвала военные миссии из Китая и запретила продажу ему оружия и боеприпасов. Таким образом, моя изначальная цель была достигнута.

В мае я узнал, что Риббентроп обсуждал экономические проблемы Китая с японской экономической миссией, которая в то время находилась в Германии. Я не замедлил недвусмысленно указать ему на факт нарушения нашей договоренности и выразить свое неудовольствие. Однако спустя короткое время стало известно о его конфиденциальных консультациях по вопросам Трехстороннего пакта с нашим военным атташе. Договоренность, таким образом, лопнула, как мыльный пузырь. Германии, конечно, было очень удобно использовать любого, кто мог бы оказаться ей наиболее полезным, но предательство со стороны и Риббентропа, и Осима явилось для меня особенно неприятным.