Сигэнори Того - Воспоминания японского дипломата

Коснувшись Мюнхенского соглашения, я сказал: "Прежде чем покинуть Германию, мне хотелось бы задать Вам один вопрос. Сохранится ли в Европе мир, как предусмотрено этим соглашением?” Гитлер, взглянув на присутствовавшего тут же Риббентропа, сразу стал серьезным и ответил, что все зависит от позиции Англии: до тех пор, пока Англия не предпримет акций, враждебных Германии, мир в Европе будет обеспечен. Продолжая эту тему, я спросил: ”Не означает ли это, что, если Англия не будет действовать в соответствии с намерениями Германии, мир сохранить не удастся?” Канцлер ответил, что именно так и надо понимать ситуацию. Я откланялся и, покинув виллу, стал спускаться вниз по горной дороге. Мышление Гитлера оказалось именно таким, каким оно мне и представлялось, и я понял, что будущее Европы, нет, — всего мира, наверняка будет богато событиями. Я выехал из Берлина в Москву 27 октября, чувствуя себя человеком, который, завидев первые всполохи пламени, спешит спастись от пожара.

Я добирался из Берлина в Москву через Мюнхен и Варшаву. Неописуемым одиночеством веяло от бескрайних русских равнин, погруженных в зимнюю спячку. Я и раньше бывал в Москве, но на этот раз меня особенно поразила меланхолия на лицах прохожих. Вскоре после прибытия я встретился с наркомом иностранных дел Литвиновым и вместе с ним (он в данном случае исполнял функции переводчика) отправился вручать верительные грамоты председателю Президиума Верховного Совета СССР Калинину. Он принял нас в косоворотке, которые русские носят в повседневной жизни. Я и мои сотрудники были в официальных костюмах, в связи с чем ситуация выглядела несколько странной. Калинин оказался очень человечным стариком. Однако, как выяснилось в дальнейшем, встретиться еще раз нам не было суждено 1.

1Очевидно, автор воспоминаний запамятовал этот момент мы приводим ниже фотографию из Российского государственного Архива кино- фотодокументов, на которой М. И. Калинин запечатлен в официальном костюме и с галстуком (Прим. ред.).

Я хорошо разбирался в российских делах, ибо занимался ими довольно долгое время, начиная с назначения в Первый сектор Европейско-Американского бюро министерства иностранных дел. Моя первая задача по прибытии в Москву состояла в выработке modus vivendi о рыболовстве. Как было подробно рассказано в главе, посвященной описанию моей работы директором Европейско-Американского бюро, я прекрасно сознавал тот факт, что пересмотр японо-советского соглашения о рыболовстве стал невозможным ввиду заключения Антикоминтерновского пакта и что нам едва ли удастся продолжать лов рыбы на основе ежегодно возобновляемого modus vivendi. К тому же, по мере укрепления международных позиций Советского Союза, русские с каждым годом проявляли все большее рвение в попытках покончить с японскими концессиями на рыболовство в северных водах и на добычу угля и нефти на Сахалине. Отношения между Японией и СССР стали крайне натянутыми из-за Чанкуфынского инцидента в августе 1938 года.

Того Сигэнори после вручения верительных грамот председателю Верховного Совета СССР М.И. Калинину. Присутствует М.М. Литвинов, 1938 г.

Инцидент отрицательно сказался и на урегулировании рыболовной проблемы, ибо русские в своей массированной пропаганде утверждали, что в ходе сражения японскую армию отогнали от границы. С приближением конца года, когда рыболовное соглашение подлежало пересмотру, посол Сигэмицу предпринимал попытки договориться о modus vivendi, но ситуация складывалась так, что от русских не поступало никакого отклика. Тем не менее я настаивал на проведении переговоров, указывая, что СССР обязан пойти на них ввиду особого статуса соглашения о рыболовстве, основанного на Портсмутском договоре. Наконец, русские согласились начать переговоры и предложили закрыть значительное число рыболовных участков, находившихся под японской администрацией. Состоялось несколько обсуждений, но из-за значительного расхождения мнений заключение соглашения стало невозможным. К концу года никаких признаков решения этой проблемы не просматривалось.

В январе следующего года переговоры возобновились, но Литвинов из раза в раз просто повторял свои доводы, и ничто не предвещало примирения точек зрения. Из Токио поступила телеграмма с сообщением о том, что наш парламент также занимает твердую позицию в этом вопросе и что в худшем случае рыболовные суда выйдут в море на свой страх и риск. Хотя Япония была наделена фундаментальным, договорно оформленным правом на рыболовство, мы понимали, что поскольку лов должен был производиться в советских территориальных водах, могли возникнуть нежелательные инциденты. В этой обстановке было сочтено за лучшее временно приостановить переговоры с тем, чтобы могло спасть напряжение прошедших дискуссий.

Того Сигэнори — посол Японии в Москве

Именно в этот момент из Германии поступила телеграмма посла Осима, который сообщал, что в связи с проблемой укрепления Антикоминтерновского пакта в Германию вскоре должен прибыть министр-посланник Ито, и поскольку министерству иностранных дел направлен запрос на разрешение собрать наших послов в странах Европы, посла в Москве просят по прибытии министра-посланника в Берлин приехать туда же, выслушать его доклад о положении дел в Токио и обсудить проблему. Незадолго до получения этой телеграммы я слышал от проезжавших через Москву японцев, что на встрече японских послов в европейских странах (послы в России и Польше в ней не участвовали) ощущался явный настрой в пользу Трехстороннего союза, и что, когда посол Осима поднял этот вопрос перед послами, они высказались за его заключение. Поэтому я подозревал, что предлагаемая встреча является попыткой создать единый фронт для давления на министерство иностранных дел в этом вопросе. Сам я был против такого союза и считал, что, если дело пустить на самотек, Японии будет нанесен серьезный ущерб. Поэтому я решил ехать в Берлин.

Поскольку даже на самую быструю поездку из Москвы в Берлин требовалось два дня, я подумал, что не успею на берлинскую встречу, если буду ждать ответа из Токио. А посему просто направил в министерство иностранных дел телеграмму с сообщением о своем отъезде в Берлин в связи с предложением посла Осима. Как я выяснил по прибытии в Берлин, министерство иностранных дел не одобрило эту встречу, и, кроме меня, на ней присутствовал только посол в Италии Сиратори. В тот вечер на приеме в японском посольстве я выразил твердую убежденность в отсутствии необходимости в Трехстороннем союзе, но, разумеется, достичь единства мнений присутствующим не удалось.