Сигэнори Того - Воспоминания японского дипломата

Переговоры о заключении пакта о ненападении были полностью завершены еще до прибытия Риббентропа в Москву, и единственная нерешенная проблема касалась сроков его действия. После непродолжительных переговоров в Кремле было опубликовано официальное заявление об успешном заключении пакта. Германский посол Шуленбург, присутствовавший на переговорах, на все лады восхвалял мудрость Сталина, который, по его словам, сам вел переговоры. Риббентроп говорил, что пакт можно подписать хоть на двадцать пять или на тридцать лет, но Сталин счел столь длительный срок нереальным и предложил десятилетний период. Предложение приняли, и пакт был заключен. Следует, однако, отметить, что каждая из сторон видела в пакте средство для достижения своих собственных целей. Германия совершенно явно старалась укрепить свои тылы с тем, чтобы иметь возможность сконцентрировать усилия на борьбе против Англии и Франции, а Россия, в свою очередь, пыталась отвести от себя германскую угрозу и обратить ее против Англии и Франции.

С подписанием пакта о ненападении вопрос о Трехстороннем союзе между Японией, Германией и Италией на время отошел на задний план. Между тем в Европе с начала августа стали слышаться все более громкие требования Германии о возврате Данцига и "польского коридора". Постепенно эти требования оказались в центре внимания, и, несмотря на серьезные усилия британского правительства, ситуация ухудшалась с каждым днем. Наконец, под предлогом того, что польские солдаты открыли огонь по немецким войскам неподалеку от польской границы, Гитлер ранним утром 1 сентября отдал приказ о нападении на Польшу. Так началась вторая мировая война.

В связи с днем начала войны мне вспоминается прием, который я давал накануне в саду подмосковной виллы японского посольства. Виллу, саму по себе довольно небольшую, окружал огромный сад, который прекрасно подходил для приемов под открытым небом. За две-три недели до 31 августа всему дипломатическому корпусу были разосланы приглашения. Однако крах переговоров между Англией, Францией и Россией, заключение германо-советского пакта о ненападении и обострение проблемы "коридора” шаг за шагом ухудшали и без того тяжелую ситуацию. В частности, именно 31 августа посольства соответствующих стран получали срочные сообщения о серьезности кризиса в германо-польских отношениях. Поэтому наш прием проходил в чрезвычайно напряженной атмосфере. Послы, министры-посланники и другие дипломаты явились на прием в сопровождении членов семей, но, похоже, все чувствовали себя неловко и ощущали тяжесть на сердце. Присутствовали многие работники немецкого и польского посольств, но они с мрачными взглядами стояли в стороне от всех, в то время как дипломаты дружественных стран беседовали друг с другом. Поспешные прибытия и отъезды гостей являли собой поразительную картину. Как оказалось, на том приеме дипломатический корпус Москвы в последний раз собрался в полном составе перед второй мировой войной.

Англия и Франция объявили о состоянии войны с Германией 3 сентября, когда до полного захвата Польши германскими войсками оставалось еще три недели. В тот же период стало очень неспокойно на маньчжуро-монгольской границе. Советские и монгольские войска вторглись в район Номонхан, права на который предъявляло Маньчжоу-го, и постепенно вооруженные стычки переросли в крупномасштабные сражения с участием танков и авиации. В этих условиях правительство Японии подняло Квантунскую армию, расквартированную в Маньчжурии, и в то же время поручило мне провести с советскими властями переговоры об урегулировании инцидента. В ходе обмена телеграммами с Токио я указывал, что, коль скоро мы начнем переговоры, нам нужно преисполниться решимости продолжать их до успешного завершения, ибо при огромной концентрации войск обеих сторон провал переговоров может привести к тотальной войне. В результате я был наделен полномочиями действовать исключительно по своему усмотрению. Мое предложение об урегулировании различных нерешенных вопросов было принято, и мы начали переговоры с обсуждения Номонханского инцидента.

В ответ на мое предложение об обоюдном прекращений огня при том, что войска обеих сторон останутся на занимаемых в данное время позициях, и о начале переговоров о демаркации границы народный комиссар Молотов стал настаивать на отводе японской армии из района Номонхан, поскольку она-де проникла на территорию Монголии. Я, не соглашаясь с такой постановкой вопроса, подчеркивал, что японская армия в своих действиях исходила из того, что территория, о которой идет речь, является частью Маньчжоу-го, и поэтому до установления государственной границы отвод наших войск невозможен. Какое-то время я опасался краха переговоров, но 16 сентября Молотов внял моим доводам и согласился на прекращение военных действий при сохранении позиций, занимавшихся обеими армиями, а также на создание комиссии по демаркации границы. Таким образом, Номонханский инцидент удалось урегулировать. Из Токио я получил благодарность за устранение напряженной ситуации, которая могла привести к краху отношений между двумя странами. Этим успехом мне во второй раз после решения вопроса о рыболовном соглашении с Россией, о чем говорилось выше, удалось предотвратить разрыв.

Теперь инцидент подлежал урегулированию на месте, но, поскольку четырехсторонние переговоры между Японией, Маньчжоу-го, Монголией и СССР не прогрессировали, вопросы, связанные с обменом военнопленными и установлением линии государственных границ в Номонханском районе, опять вынесли на обсуждение между Молотовым и мной в Москве. Молотов согласился признать район Алушэнь, который имел наиболее важное значение для Японии и Маньчжоу-го, частью последнего, а мы решили уступить Монголии остальную часть спорной территории. Таким образом, урегулирование было достигнуто. Практическую демаркацию границы предстояло провести на месте. Итак, Номонханский инцидент был полностью закрыт. В августе 1942 года я получил послание от премьер-министра Маньчжоу-го Чжана, который сообщал о завершении демаркации границы и выражал благодарность за проделанную мною работу. Как выяснилось впоследствии, в разговоре со старшим офицером штаба Квантунской армии, она не только не имела намерения раздувать Номонханский инцидент в тотальную войну с Советским Союзом, но и твердо верила в то, что район Номонхан является частью Маньчжоу-го. Кстати, после Номонханского инцидента Квантунская армия проявляла большую осмотрительность, чтобы не провоцировать Советский Союз.

За несколько дней до начала переговоров о Номонханском инциденте меня посетил германский посол Шуленбург, который сообщил о готовности Германии в случае необходимости оказать любые посреднические услуги или помощь в этом вопросе. Я ответил, что, поскольку Германия уже стала участницей войны, то по зрелом размышлении её посредничество или добрые услуги представляются неприемлемыми.