Пат Инголдзби - Особое чувство собственного ирландства [сборник эссе]

Когда отец взбирался на стул, вся семья вставала в кружок. Отец тоже вечно не помнил, включен свет или выключен. Обстановка накалялась добела: отец подходил к лампочке, как армейский сапер, только что заметивший у себя в ванне боевую мину. Мы все дышать боялись. Мама держала новую лампочку, мы затаивали дыхание, а папа осторожно налагал руку на старую лампочку. Я безмолвно молился. «Прошу тебя, Боженька, папа обещал отвезти завтра нас всех в зоопарк, и потому не дай случиться яркой вспышке, от которой папа может передумать». Лампочку папа вывинчивал, стиснув зубы. Иногда отпадал и абажур — и соскальзывал по папиной руке. Я никак не мог взять в толк, почему в этом всегда виновата мама, — она же стояла на полу и ничего не трогала. Но почему-то оказывалась виноватой. Она говорила: «Осторожно!», а папа отвечал: «Я и так осторожно!» — и никто не смеялся, что бы ни происходило, потому что нам всем хотелось в зоопарк.

Гораздо труднее, если ты сам по себе, потому что когда тебе в руку отваливаются мелкие пластиковые детальки, винить некого. Я по-прежнему верю, что определенные части осветительного прибора способны взорвать меня вместе со стулом к Богу в рай, — но не знаю, какие именно. Поэтому на всякий случай каждый раз надеваю резиновые перчатки и снимаю все кольца. Бабушка говорила, что Великий пожар в Лондоне начался с одной свечки. Поди знай!

Все по умолчанию считают, что у вас он есть. Человек, явившийся перерезать мне кабель, тоже так считал. И вот возник человек этот у меня на пороге со своими кусачками наготове. Я сказал ему, что у меня нет телевизора. Человек ответил, что, может, оно и так, но вы гляньте вон туда, это наш кабель, и если не погасите задолженность, огребете серьезный отруб. Это великое упражнение в смирении — закрыть глаза, сдаться судьбе и тихонько пробормотать: «Ну что ж, отрубайте». После этого чувствуешь себя намного лучше. Я спросил его, не сбросит ли он теннисные мячики из водосточного желоба, раз уж полезет на верхотуру, и не глянет ли под конек — высидели там уже ласточки яйца или еще нет. Я и не догадывался, что у людей, живших здесь до меня, был кабель. Человек сказал, что это уж сколько угодно, а ему надо свою задачу выполнить. По его лицу я видел, что он на самом деле в глубине души сострадательный отрубщик. Если попадешься ему в хороший день, он влезет на лестницу со своими кусачками в одной руке и ведром воды в другой, чтобы соседи думали, будто он тебе просто окна моет.

Мысль о том, что совершенно посторонний человек может заглядывать ко мне в спальню через окно второго этажа, не нравилась мне никогда. Кое-что лучше держать при себе, и цвет моих наволочек — как раз такое. Что еще хуже, Чернушка сейчас в шкафу со своими новорожденными котятами. Вот уж точно не хотелось бы, чтобы она видела, как чужой мужчина с кусачками в руке пялится в окно. Коты линяют не по сезону из-за куда меньшего.

Человек взобрался на лестницу, но подержать ее внизу было некому. Я уперся в лестницу ногой, чтобы человек понимал, что обид никаких, а он отозвался, что постарается не смотреть на мои наволочки, и мы с ним поладили так, что дым коромыслом. У меня водились проволочный ершик и боязнь высоты, а потому я его попросил: «Если я вам подам ершик, вас не затруднит почистить желоба от ржавчины? Могу респиратор дать, у меня их в уборной навалом, бери не хочу».

Он в итоге сказал, что отрубать ему меня очень приятно, пусть у меня и нет телевизора. Я поблагодарил его за шесть теннисных мячиков и за чистку ершиком. В гнезде три птенчика. Ну не прекрасна ли жизнь?

Свет у меня над крыльцом взрывается всякий раз, когда идет дождь. Теперь-то я уже привык. Свет на площадке взрывается каждый раз по-разному. Взрывается каждый раз, когда я ввинчиваю лампочку. Когда это произошло впервые, со мной чуть бронхоспазм не приключился от испуга. Оставляю коробок спичек и свечки у подножья и на вершине лестницы. Взрывающиеся лампочки способны спровоцировать в человеке сомнения в себе, трепет и всевозможные другие психиатрические расстройства. Свечи гораздо меньше действуют на нервы и отбрасывают на стены прелестные тени.

Свет у меня над умывальником в уборной когда-то включался, если дернуть за веревочку. Затем в один прекрасный день мне в воду для бритья упали две пластмассовые детальки, и свет погас. Я вытер руки и вставил те детальки на место. С тех пор свет включается, только если дернуть за веревочку и резко пристукнуть кулаком.

Однажды я стукнул чересчур сильно, и мне в воду для бритья осыпалась целая куча пластиковых деталек. Теперь не работает совсем, зато забавно хлюпает, если дернуть за веревочку. К такому привыкаешь. У моей сестры стиральная машинка повторяет по кругу «Хайнрих». По мне, так уж лучше хлюп.

Мне казалось, что жить в отдельном доме здорово. Никакого больше совместного съема с его ужасами, когда душ внезапно переключался на ледяной и на месяц удушал в тебе половую тягу. Никаких очередей с пятипенсовыми монетками к телефону на стене. Зато свет работал. Пусть и на реле, но работал же. Электричество у меня в уборной включается и выключается по своей воле, когда ему заблагорассудится. Ни разу в жизни у меня такой электрической системы не было. Наверное, дело в том, что лампочка свисает с потолка на проводе. Я на ней не раскачивался, ничего такого. Просто однажды утром проснулся — а она висит. Гостей, направляющихся в туалет затемно, предупреждаю: «Прошу вас, не пугайтесь, если вдруг погрузитесь во мрак. Это не я снаружи у выключателя. Честно. Оно само. Сидите, не двигайтесь, вооружитесь терпением, и он включится, когда соберется с духом».

Я купил фонарик за £1, 99. Сообщаю гостям, что, когда они взойдут на вершину лестницы при свечном свете, фонарик обнаружится в уборной на крышке бачка. Рядом я оставил запасные батарейки. Осторожность лишней не бывает.

Честное слово, я не догадывался, до чего же лед твердый. Прорубаясь сквозь ледник у себя в морозилке, я погнул несколько ножей. В морозилке сейчас столько льда, что пластиковая дверка в верхнем отсеке не закрывается. Ее выпихивает наружу наползающая масса обширных льдов.

Начинаю я обычно феном. Он прекрасно подходит для размягчения основного ледника, но иногда дело затягивается на несколько дней. Несколько долгих дней просиживаю на полу в кухне и направляю струю теплого воздуха на ледяную пустыню. Долгие дни сижу и раздумываю: «Откуда, ради всего святого, взялась эта полярная шапка?» После чего берусь за молоток и отвертку. Чувствую себя альпийским скалолазом, который скалывает себе места, куда ставить ноги. Пока происходит это ледокольство, очень важно никого не пускать в кухню. Ледяные осколочки шмаляют во все стороны и запросто могут кого-нибудь ослепить.