Пат Инголдзби - Особое чувство собственного ирландства [сборник эссе]

10:00. Никогда целиком не смогу привыкнуть к мысли, что на работу идти вообще-то не надо. Сегодня было немножко совестно за то, что я поставил кассету с Чаком Берри, налил себе в кружку кофе, снял с пишущей машинки чехол и сказал: «Так, пальчики… Займемся-ка… пришли две квитанции, поэтому полный вперед!»

11:30. Чувствовал себя замечательно. Хорошо взялся за новехонькую радиопостановку про человека, который программирует свой пульт от телевизора так, чтобы поднимать и опускать им платный мост, когда захочется. А еще этот человек может переключать светофоры и встает на Меррион-Гейтс [146] Меррион-Гейтс ( ирл . Geataí Mhuirfean) — железнодорожный переезд в Сэндимаунте, Дублин, где ДАРТ и железнодорожная ветка Дублин — Росслэр пересекаются со Стрэнд-роуд. , тормозя движение ДАРТ.

12:00, полдень. Изумительно, какие мысли внезапно посещают тебя, если целиком погружен в новую радиопостановку. «Ах-х-х-х-х-х! Сегодня же день мусора, а я совершенно забыл выставить на улицу мешки!» Я и на прошлой неделе забыл. На этом этапе они набродили мне экзотических газов, что с наступлением темноты окутывают сад лучистым сиянием. Завязывать их наглухо я побоялся — еще не хватало, чтобы они рванули и вышибли все окна в северном Дублине.

12:00–13:00. Пообедал. Банановые сэндвичи и кофе. Восхитил троих котов новейшим ароматом. Боже, если вдуматься: Чернушка, Верба и Кыш пируют «Курицей с кроликом», а их хозяин жует банан. Пора навести тут кое-какой порядок.

14:00. Быстро полистал свой дневник. Почти пора начинать рассылать афиши моих поэтических чтений в Мите, Килкенни и Голуэе. Все еще колеблюсь, что мне нравится больше: писать стихи или исполнять их. На прошлой неделе кто-то в Корке сказал мне, что на афишах я похож на Альберта Эйнштейна. Надеюсь, никто не явится ко мне на концерт в надежде с ним познакомиться.

Не выношу, когда немножко чего-то нельзя добыть. В нашем детстве мама покупала здоровенные бутылки лимонада с сифоном. Нажимаешь — и льется газировка, пузыристая и потрясная. Но всегда оставалось немножко на дне — там, куда не дотягивался сифон. И вот это немножко разлучало нас с покоем. Мы трясли бутылку и накреняли ее, но все без толку. Иногда просиживали перед бутылкой часы напролет и просто глядели на нее. А затем бутылку выбрасывали, а мы сокрушались всем сердцем, наблюдая, как ее увозит мусорный грузовик. По ночам лежали в постели и мучились из-за той чуточки лимонада, что окажется где-то на свалке.

Еще хуже с аэрозольными баллончиками. Я знаю, что там внутри есть немного дезодоранта для подмышек, потому что слышу его, когда трясу баллончиком. Жму на пульверизатор и бормочу: «Ну давай, вылезай, я знаю, что тытам». Банка отвечает лишь пустым всхлипом. Иногда я ставлю их вверх тормашками на всю ночь. То же проделываю и с пеной для ванны. Тюбики с зубной пастой скатываю снизу, а затем луплю по ним молотком на полу. Если вас занесет ко мне в уборную, увидите бесчисленное множество бутылок и баллончиков вниз головами.

Обычно на аэрозолях пишут предупреждения. «Не пытайтесь проткнуть эту емкость, иначе взорвете себе уборную, и вас самого больше никогда не увидят, хотя, наверное, смогут отыскать ошметки вас в соседнем приходе». По-моему, это не очень честно. А как еще прикажете добираться до пены для бритья, которая отказывается вылезать? Вот что я от души желаю сообщить людям, ответственным за сборку рулонов туалетной бумаги: «Будьте любезны, не намазывайте вот это клейкое в начале рулона, потому что обычно я истерзываю два или три слоя в клочья, пока не заставлю рулон работать». Время от времени по телевизору показывают щеночка, который носится по дому, а за ним волочится рулон. Я бы с удовольствием выдавал ему свои рулоны с той клейкой штукой в начале и приговаривал: «Ну хорошо, раз ты такой умный, побегай по дому вот с этим». Чтоб жизнь медом не казалась.

Нести домой буханку хлеба, еще теплую, и выковырять из нее пальцами кусище. Вручить буханку матери, но непременно не тем концом, который с громадной дырой.

Предупредить брата, чтоб ноги свои держал при себе и незримую границу, что пролегала посередине кровати, не смел пересекать. * Бояться, когда слышишь, как родители выключают у себя свет, потому что сам еще не заснешь, когда заснут они, и тогда Бабай точно тебя найдет. * Стараться не ржать во время семейного розария [147] Розарий — католическая молитва, которая состоит из чередующихся молитв «Отче наш», «Радуйся, Мария» и «Слава». . * Размышлять, сколько времени понадобится на то, чтобы дорасти до нового пальто, которое доходит до ботинок. * Наблюдать, как мама усаживается возле горы носков и терпеливо таскает иголку с ниткой внутрь и наружу, внутрь и наружу, пока одна за другой не исчезнут все дырки на пятках.

Носиться по кинотеатру, пока на экране разговаривают или целуются, и резко усаживаться, когда начинают бить барабаны, скакать лошади или бармен в салуне расшибает зеркало. * Смотреть, как здоровенные клоки волос падают на пол в парикмахерской, и думать, что парикмахер никогда не закончит. Оказаться на улице и чувствовать, как стынет затылок, а за воротником рубашки колются остриженные волоски. * Вылавливать кончиком пера черную жижу из школьной чернильницы. * Пытаться вздеть подтяжки на плечи, потерять хватку — и они внезапно отщелкивают назад. * Воодушевление в животе, когда замечаешь цирковую афишу на кирпичной стене. * Холодное дуновение, когда отец зовет с лестницы: «Иди сюда немедленно, надо сказать тебе кое-что». * Пытаться переодеться на пляже к купанию, придерживая намотанное полотенце, выпутываясь из брюк в купальные трусы так, чтобы никто ничего не увидел. * Желе на десерт по воскресеньям, но сперва надо съесть все остальное. * Не понимать никакие анекдоты, которые рассказывают другие ребята про всякое распущенное, но всегда смеяться, чтобы никто не понял, что ты не понял. * Как все внутри падает, когда выбирают игроков в две футбольные команды на дороге, и даже когда никого, кроме тебя, не осталось, тебя не выбирают, но одна команда говорит другой: «Этого можете себе забрать».

Одна девушка сказала мне, что ей с этим по-прежнему трудно. Она когда-то работала парикмахершей. Года три назад бросила. Но до сих пор, когда сидит за кем-нибудь в автобусе, ее мощно подмывает схватить впереди сидящего за волосы и начать их скручивать в жгуты. Ей в десять раз хуже, если впереди сидит лысый. Тогда у нее случаются чудовищные позывы массировать ему череп кончиками пальцев, пока он не зардеет добрым здравием. Вот почему она всегда забирается на верхний этаж и усаживается в первый ряд.