Михаил Антонов - Провидец Энгельгардт

И венчание в церкви не всегда делало браки крепкими (повторю этот фрагмент, в сокращении уже ранее цитировавшийся).

«– Василий вчера Еферову жену Хворосью избил чуть не до смерти.

– За что?

– Да за Петра. Мужики в деревне замечают, что Пётр (Пётр, крестьянин из чужой деревни, работает у нас на мельнице) за Хворосъей ходит. Хотели всё подловить, да не удавалось, а сегодня поймали. (Мужики смотрят за бабами своей деревни, чтобы не баловались с чужими ребятами; со своими однодеревенцами ничего – это дело мужа, а с чужими – не смей.)

– Что же муж, Ефер?

– Ничего. Ефера Пётр водкой поит. А вот Василий взбеленился.

– Да Василью-то что?

– Как что? Да ведь он давно с Хворосьей живет, а она теперь Петра прихватила…

– Чем же кончилось?

– Сегодня мир собирался к Еферу. Судили. Присудили, чтобы Василий Еферу десять рублей заплатил, работницу к Еферу поставил, пока Хворосья оправится , а миру за суд полведра водки…

– А что ж Хворосья?

– Ничего, на печке лежит, охает…»

Или другая сценка. Энгельгардт пригласил деревенских баб рубить у него капусту. До обеда было тихо, но, выпив водки, бабы, работая, «кричат» песни. Бабы решили, что Сидор, служащий у помещика кучером, должен жениться, потому что за выходом замуж его сестры в доме нужна работница. В жёны ему прочат молодую девушку Анисью, и это злит солдатку, которая находится с Сидором в интимных отношениях… Солдатка из себя выходит. Сказать бабам ничего нельзя – они лишь хвалят Анисью. «В каких-нибудь две недели капустенских вечеров солдатка, женщина тихая и добрая, озлобилась… а не на ком сорвать злобу, так мучит свою грудную дочку – плод преступной любви».

Еще одно замечание Энгельгардта повторю – о прекрасном поле:

«Баба всегда падка и жадна на деньги, она всегда дорожит деньгами, всегда стремится их заработать… у бабы нет конца желаниям, и, как бы ни был богат двор, как бы ни была богата баба, она не откажется от нескольких копеек… Замечательно, что баба считает себя обязанною одевать мужа и мыть ему белье только до тех пор, пока он с нею живёт. Раз муж изменил ей, сошелся с другою, первое, что баба делает, это отказывается одевать его: «Живешь с ней, пусть она тебя и одевает, а я себе найду».

И далее:

«Отношения между мужчинами и женщинами у крестьян доведены до величайшей простоты. Весною, когда соберутся батраки и батрачки, уже через две недели все отношения установились, и всем известно, кто кем занят. Обыкновенно раз установившиеся весною отношения прочно сохраняются до осени, когда все расходятся в разные стороны с тем, чтобы никогда, может быть, не встретиться. Женщина при этом пользуется полнейшей свободой, но должна прежде бросить того, с кем занята, и тогда она уже свободна тут же заняться с кем хочет. Ревности никакой. Но пока женщина занята с кем-нибудь, она неприкосновенна для других мужчин, и всякая попытка в этом отношении какого-нибудь мужчины будет наказана – товарищи его побьют. На занятую женщину мужчины вовсе и не смотрят, пока она не разошлась с тем, с кем была занята, и не стала свободна».

Думается, и на эти суждения Энгельгардта оказало влияние то, что он имел дело преимущественно с наёмными работниками, батраками, не ведущими собственного хозяйства. Если бы он сказал не «отношения между крестьянами», а «отношения между батраками и батрачками доведены до простоты», он был бы ближе к истине. Наверное, среди основной массы крестьянства нравы были гораздо строже. Но продолжу изложение его заметок.

И снова о женщинах:

«…У баб индивидуализм развит ещё более, чем у мужиков, бабы ещё эгоистичнее, ещё менее способны к общему делу – если это не общая ругань против кого-либо, – менее гуманны, более бессердечны… Баба не надеется ни на свой ум, ни на силу, ни на способность к работе, баба всё упование свое кладёт на свою красоту, на свою женственность, и, если раз ей удалось испытать свою красоту – конец тогда… За деньги баба продаст любую девку в деревне, сестру, даже и дочь, о самой же и говорить нечего. «Это не мыло, не смылится», «это не лужа, останется и мужу», рассуждает баба… А проданная раз девка продаст, лучше сказать, подведёт, даже даром, всех девок из деревни для того, чтобы всех поровнять. Охотники до деревенской клубнички очень хорошо это знают и всегда этим пользуются. Нравы деревенских баб и девок до невероятности просты: деньги, какой-нибудь платок (или, как у Некрасова в стихотворении, ставшим народной песней, «бирюзовый перстенёк»), при известных обстоятельствах, лишь бы только никто не знал, лишь бы шито-крыто, делают всё. Да и сами посудите: подёнщина на своих харчах от 15 до 20 копеек… Что же значит для наезжающего из Петербурга господина какая-нибудь пятёрка, даже четвертной, даже сотенный билет в редких случаях. Посудите сами! Сотенный билет за то, что не омылится, и 15 копеек за подёнщину. Поставленные в такие условия, многие ли чиновницы устоят?»

Да, в таких условиях, при таких копеечных заработках заполучить 25, а то и сто рублей (стоимость четырёх лошадей!) – это значит вообще сменить весь свой жизненный уклад, поднять его на более высокий уровень, «выбиться в люди».

Кстати, об уповании бабы на красоту, об её стремлении к красоте и о красивых платках. Коробейник, торговец разным товаром похвалил Энгельгардта за внедрение посевов льна, что дало крестьянкам очень хороший приработок:

«Я нынче нарочно пораньше деревни объехал – пусть бабы о Покрове на ярмарке покрасуются, – полкороба товару в долг распустил. Все берут: отдадим, говорят, как лён будем мять. Простых платков не берут – всё парижских требуют . Большое движение торговле изволили льном дать. Ведь это не шутка: полсотни денег за одно мятьё бабы возьмут, где им было это прежде заработать?»

Как видим, в женском вопросе Энгельгардт разошёлся с теми деятелями революционно-демократического лагеря, которым ближе было творчество Николая Некрасова (его поэмы об аристократках – жёнах декабристов, поехавших «во глубину сибирских руд», чтобы разделить судьбу своих сосланных на каторгу мужей, о самоотверженных крестьянках и пр.). Но вообще такой взгляд на «баб» был тогда весьма распространён. Один высокопоставленный чиновник написал на эту тему скандальную книгу, содержавшую такие афоризмы: «мужчина состоит из тела, души и паспорта; женщина состоит из тела, платья и паспорта». Когда начальник спросил чиновника, зачем он сочинил такую неприличную книгу, тот ответил: «У меня опубликованы два десятка солидных книг по специальности, но вы, видимо, в них вряд ли заглянули, скорее всего, даже о них не слышали. А от выпустил я книгу несколько фривольного содержания, и вы её тут же прочитали».