Михаил Антонов - Провидец Энгельгардт

Думается, суждения Энгельгардта вряд ли понравились оставшейся в Петербурге жене Энгельгардта, которая была одной из первых феминисток в России. Но Энгельгардт отмечает как бы два полюса «бабьего царства»:

И всё-таки не всякую бабу можно купить, и если ею владеет настоящее чувство, она верна человеку, которого любит:

«Что же касается настоящего чувства, любви, то и баба не только ни в чём не уступит чиновнице, но даже превзойдет её. Я думаю, что тот, кто не знает, как может любить деревенская баба, готовая всем жертвовать для любимого человека, тот вообще не знает, как может любить женщина».

Наверное, именно эта фраза для некоторых исследователей послужила лишним доводом в пользу того, что у Энгельгардта была в деревне другая, гражданская жена, точнее, сожительница, простая деревенская женщин, у которой от него было пятеро детей. Ещё сравнительно недавно некоторым литераторам (например, И.Филоненко) звонили якобы потомки Энгельгардта. Были ли это некие подобия «детей лейтенанта Шмидта» или же подлинные потомки, сейчас уже вряд ли можно установить. Можно, конечно, написать об этом душераздирающую повесть, оговорив, что она основана на слухах. Написал же Михаил Веллер книги вроде «Легенд Старого Арбата, где проехался по Сергею и Никите Михалковым так, что знаменитому кинорежиссёру до сих пор приходится оправдываться. А к Веллеру не придерёшься: дескать, ходит такая легенда…

Говоря беспристрастно о бабах, Энгельгардт не скрывает, что и некоторые мужики – не ангелы. Один любитель получать удовольствие от баб на стороне, очень озабочен тем, как бы и его собственная жена от него не сбежала, а для этого ей нужен паспорт, без которого она может передвигаться только в пределах своей волости.

«– Ну, тогда бабы совсем от рук отобьются, никакого сообразу с ними не будет. Теперь, по крайности, баба, коли я ей пачпорту не дам, далее своей волости уйти не может, а тогда, что с ней поделаешь, села на машину (на поезд) – лови её!

– Так что ж? Одна уедет, другая приедет. Без бабы не будешь.

– Оно точно, что не будешь.

– То-то. Теперь ты куражишься над ней только, паспорта не даешь, силу свою над ней показываешь, а на что ей ты, коли ей Ванька люб! На что она тебе? Всё равно с тобой не живёт, да и сам ты с другой живёшь. На что же она тебе? – припираю я в таких случаях.

– Жена должна мужу виноватиться.

– Зачем?.. Ведь и тебе она не люба, ведь и ты её не жалеешь, ведь ты сам к Авдоне бегаешь, сахарная та для тебя. А?

– Я и жену не бросаю.

– То-то не бросаешь! В кои веки и жёнку не оставишь, когда Авдони нет дома. Дурак ты – вот что! – начинаю я сердиться… – Зарядил одно, должна виноватиться… зачем?

– Так в церкви дьячок читает.

– Дьячок читает, что муж должен любить свою жену, а ты разве любишь? Ты вон Авдоню любишь… Ты вот полюби жену, может, она тебе и виноватиться будет… Твоя Машка молодая, красивая, не то что Авдоня. Отчего тебе Машку не любить, хуже она, что ли, Авдони?

– А я все-таки Машке пачпорта не дам. Пусть тут мается, а в Москву не пущу…

– Не давай. И не нужно. Машка теперь и сама в Москву не поедет. Она теперь вону попа живёт. На что ей Москва? Ей и тут Москва, – видел, какой у неё шерстяной платок? Ну-ка, ты своей Авдоне справь такой.

– В волость подам, судиться буду.

– Что возьмешь судом? Так тебе суд её и приведёт. А Авдоня что? Так она тебе и позволила страмиться.

– Вот и буду судиться. Я за нее, коли что, отвечать должен!»

Крестьяне отмечали церковные праздники. Как уже отмечалось,

«…на Светлое Воскресенье празднуют всего три дня, а во многие другие праздники не работают только до обеда. Например, у меня всегда берут лён на Успенье… по воскресеньям, в покос, даже в жнитво, крестьяне обыкновенно работают после обеда. Правда, у крестьян есть некоторые особенные праздники: например, они празднуют летней Казанской, Илье, в некоторых местностях Фролу и некоторым другим святым, но зато крестьяне не празднуют официальных дней (дней тезоименитства государя императора и государыни императрицы и up.)… крестьянин большею частью и не знает, когда он – именинник».

Церковный календарь крестьянам был знаком плохо, зато у них был ещё и свой календарь, полуязыческий. «Кроме Богородицы, во всех случаях жизни крестьяне обращались к покровительству различных святых. Свойства же, которыми наделял крестьянин святых, часто не имели ничего общего с их агиографией. Ведь крестьянину нужны были в доме не безмолвные образа, а помощники в повседневной жизни и труде! Самое типичное и распространённое представление о святых – как посредниках между богом и людьми. Общеизвестна пословица: «Проси Николу, а он Спасу скажет». Вот и Энгельгардт отмечает:

«На Васильев вечер день прибавляется на куриный шаг, как говорит народ… С Алдакей (1 марта – Евдокия) начинается весна…» Ит. д.

Но не только приметами погоды и природных явлений, песнями или драками примечательны отдельные дни:

«Крестьяне, например, не работают… на Бориса (24 июля), потому что Борис сердит… и непременно накажет, если ему не праздновать».

Крестьяне обязательно отмечали престольные праздники:

«День престола – это разгульные пиршества и весёлые гулянья, вызывавшие постоянные нарекания со стороны церкви, но психологически соответствовавшие принятым нормам «праздничного» поведения. Широким разгулом, весельем, пьянством, обильными трапезами сопровождались все аграрные праздники (особенно масленица )… Иные закладывают даже рожь на корню или входят в долги, чтобы иметь возможность отпраздновать эти дни».

Во многих местностях, в том числе и в окрестностях Батищева, непременным элементом престольного праздника бывали драки. Впрочем, они могли происходить и в другие дни, по иным поводам. Драки происходили и между мужчинами в самой деревне, так и между «командами» соседних деревень. Когда речь шла о боях между «командами», тут, – отмечает Энгельгардт, – даже родные братья, рассорившиеся навсегда в процессе раздела хозяйства, объединялись, заступались друг за друга.

В разных местностях существовали разные «правила игры» на этот счёт. Иногда это были «кулачные бои», но не единоборства, а «стенка на стенку». Порой дело только начиналось таким «джентльменским» образом, но когда «команда» видела, что проигрывает бой, в ход шли колья из плетней. Ну, а в иных случаях соревнования «команд» напоминали скорее «бои без правил».

Обычай этот необычайно живуч. Из «Песни про купца Калашникова» мы знаем, что Иван Грозный любил смотреть кулачные бои. Писатель Владимир Солоухин рассказывал, как драки происходили в их краю. Сначала «команды» предоставляли инициативу подросткам. Они дразнили противника, затем начиналась потасовка. Когда взрослые видели, что их «мальцов» одолевают, они с криком «наших бьют!» сами устремлялись в бой. Мы с женой в 70-е годы отдыхали в деревне на верхневолжских озёрах. В деревне было всего два мужчины, но по праздничным дням они считали непременно необходимым, предварительно выпив, подраться. И какой в этом смысл? За столько лет совместной жизни всё уже выяснено, кто из них сильнее, кто слабее. Но какая-то сила заставляет их каждый раз снова меряться силой. И что интересно: на следующий день ещё вчера дравшиеся мирно беседуют, показывают друг другу полученные в драке синяки, раны и ссадины… Видимо, до следующего праздника.