Раиса Мессер - Жизнь и книги Льва Канторовича

Вот почему повесть «Бой», при всей специфичности своей спортивной темы, внутренне связана с «Полков­ником Коршуновым». Она наиболее близка этому про­изведению идеей духовного усовершенствования чело­века, овладевающего воинским искусством... Через все книги Канторовича, через всю его жизнь прошла эта важная мысль.

Говоря об определенной близости между «Боем» и «Полковником Коршуновым», следует прямо сказать о серьезных художественных просчетах писателя, допу­щенных в его «спортивной» повести. В свое время на них указывала критика. В первой же рецензии говори­лось о зависимости от Хемингуэя. Были даже названы рассказы этого писателя, от которых шел Канторович: «Кросс-каунтри» и «Пятьдесят тысяч». В рецензии го­ворилось: «И как ни уверяет нас автор, что герой его умен, великодушен и храбр, мы никак ему в этом не можем поверить. Слишком он благонравен в каком-то совершенно квакерском смысле этого слова». [17] Мунблит Г. О вреде подражания. — Лит. газ., 1940, 5 февр. Рецен зент далее утверждал, что герои повести остается «арифметической суммой условно-человеческих и условно-положительных черт».

В статье Ю. Севрука «Секунданты, за ринг!» по­весть «Бой» рассматривалась вместе с произведениями на спортивную тему П. Капицы, И. Рахтанова, Л. Кас­ силя. Ю. Севрук не согласен с тем, что Канторович подражает американскому писателю, по его мнению здесь наблюдается не копирование, а скорее соревно­ вание: «Если Хемингуэй передает слитность, непрерыв­ность полета лыжника, то Канторович расчленяет его движение, моментами как бы останавливая его. Тем са­ мым достигается большая подробность и длительность описания...» Однако единственное, что одобрил Севрук в повести, — это увлекательный рассказ о лыжном спор­ те. В остальном же произведение весьма серьезно кри­ тикуется за схематизм, искусственность. О героях ска­ зано: «Самостоятельного мышления и бытия они ли­ шены. Психология тщательно вытравлена из книги. В промежутках между состязаниями герои обменива­ ются немногочисленными репликами преимущественно на спортивные темы. Возможно, впрочем, что внутрен­ няя жизнь героев должна подразумеваться сама собой и автор хочет быть скупым на слова, но щедрым на психологический подтекст. Если такое намерение у Л. Канторовича и было, то ни к каким результатам оно не привело. Борис и Андрей напоминают боксирующих манекенов, отличаются они друг от друга только по именам». [18] Молодая гвардия, 1941, № 3, с. 135. Не менее суровым оказался вывод другого рецен­ зента, С. Хмельницкого: «Бесспорно, Л. Канторович ставит своей задачей изображение своих современни­ ков — умных, энергичных, отважных. Он добьется сво­ его, если, говоря о героях своих, будет не так детально описывать сокращение их мышц и больше говорить об их мыслях и чувствах».* 2

* 2 Лит. современник, 1940, № 8-9, с. 226.

Может возникнуть вопрос — стоят ли упоминания давние критические отзывы, не всегда, впрочем, и спра­ ведливые. Очевидно, стоят. Ведь Лев Канторович, не­ смотря на общественное признание, награды, жил обыч­ ной литературной жизнью, и, следовательно, ему при­ ходилось отстаивать свои принципы, свои взгляды на жизнь.

Очевидно, в работе над повестью «Бой» сказалась торопливость, стремление закрепить успех, достигнутый в «Полковнике Коршунове». Характеры и переживания людей были здесь даны чисто внешне. Однако, относя повесть к произведениям на спортивную тему — и толь­ко, — ошибалась критика, которая, по справедливому замечанию М. Слонимского, вообще не баловала «это­ го талантливого и своеобразного писателя». Что же до некоторого влияния Хемингуэя или Лондона, то они, по словам М. Слонимского, «не касались содержания, су­щества произведения». [19] Слонимскнй М. Лев Канторович. — В кн.: Лев Канторо­вич. Граница, Л., 1946. В этом убеждает финальная сцена «Боя» и переживания раненого командира. Бо­рис истекает кровью. Рядом лежат сраженные товари­щи: «Ольгин был убит. Сидорчук был убит. Лифшиц был убит. Замполитрука Торощин был тяжело ранен в живот...» Одна мысль бьется в Борисе, силы которого на исходе: «Ни за что не потерять сознания!» Он еще держится, он даже острит, поддерживая оставшихся бойцов, его тошнит, и туман застилает глаза. И снова, как рефрен, вопреки всему прорывается настойчивая мысль: нужно выдержать, дождаться подкрепления. «Опять серое закрывает глаза. Только бы не потерять сознание до конца».

Писатель показывает победу воли и выдержки, мо­жет быть, в последние для человека минуты.

Он учит мужеству в казалось бы безнадежной ситуа­ции.

Л. Канторович не мог читать роман Хемингуэя «По ком звонит колокол», хотя он и был написан при его жизни. И вряд ли Хемингуэй читал когда-либо повесть «Бой». Но в поведении американца Джордана, при­крывшего своих товарищей и ожидающего своего по­следнего часа, есть общее с русским командиром, сдер­живающим натиск противника. Больше всего боится Джордан, тоже тяжело раненный, потерять сознание. Ведь у него есть большая цель: сразиться с врагами, остановить их здесь, у моста. Джордан не пустит себе пули в лоб, хотя муки его велики, и он не позволит себе потерять сознание. Он выдержит. Он погибнет, но по­бедит.

Пройдет совсем немного времени. И под Москвой, возле дороги, будет лежать лейтенант Ивановский (В. Быков, «Дожить до рассвета»). Он тоже ранен, и не его вина, что боевой группе, которая шла с ним в тыл врага, не удалось совершить диверсию. Теперь он один на этой дороге, и одна мысль живет в нем: не по­терять сознание, дожить до рассвета, с оружием встре­тить врага.

Разные писатели, разные обстоятельства, в которых находились герои, но одно несомненно — общее тут есть. Когда долг оказывается выше заботы о собственной жизни, когда воля несокрушима, несокрушимы люди. Таких героев писал и таких людей воспитывал своими книгами Лев Канторович.

Он и сам был таким.

Под многими произведениями писателя — даты, по­зволяющие точно определить время их создания. Су­дить о дате написания «Боя» можно лишь по косвен­ным признакам. На обложке книги, выпущенной в Ленинграде издательством «Советский писатель»,— цифра «1939», в выходных данных значится: «сдано в набор 23 сентября, подписано в печать 28 октября». В эти дни Канторович вместе с пограничниками шел по дорогам Западной Белоруссии.

А когда книга вышла в свет, он снова был в рядах пограничников, теперь уже на Севере, па Карельском перешейке.

Но читатели «Боя» воспринимали тогда заключи­тельные главы повести как прямое отражение тревож­ных событий. Во всяком случае, книга оказалась свое­временной.

О своей повести Канторович получил много чита­тельских писем. На этот раз шли письма преимуще­ственно студенческие. Корреспонденты прямо соотноси­ли это произведение и судьбы его героев со своими. Часто автору давались трогательные советы сохра­нить жизнь Борису, который, по мнению читателей, дол­жен был быть лишь ранен и после выздоровления вер­нуться в строй. Читательское внимание и доверие под­держивали Канторовича, он стремился не обмануть его.