Иван Франтишев - Слава героям

В память врезался скоротечный жестокий бой за деревушку Инду. В начале его кратко и выразительно «высказались» гвардейские «катюши». Затем взрыли передний край противника мины и снаряды. Еще висело над полем тяжелое темное облако пыли и дыма, а сигнальные ракеты уже приказывали: «Поднимайтесь в атаку! Вперед!»

Рядовой Владимир Деев снова возглавил атаку. Бывалый солдат, получивший в свое время золотые часы из рук Чапаева, Иван Виноградов крикнул:

— Полетел орленок! Настоящий герой!

Гитлеровские пулеметчики поздно заметили Деева. Солдат сильно размахнулся и кинул гранату. Срезанные осколками, сползли на дно окопа номерные вражеского пулемета.

Рядом с Деевым упала вражеская мина. Он выпрямился в полный рост и рухнул на землю. Двумя руками схватился Владимир за живот, словно хотел вытащить нарастающую страшную боль.

Санитары вынесли Деева с поля боя. Я увидел его по дороге в медсанбат. Он узнал меня и рвущимся от непереносимого страдания голосом попросил:

— Товарищ капитан… возьмите в кармане документы. Напишите маме так: умер сразу, на поле боя… Маме будет легче…

— Через месяц ты сам напишешь письмо маме, Володя…

Он хотел еще что-то сказать, губы его шевелились, дрожали, но я ничего не услышал. Из кармана гимнастерки достал прошитые осколками документы: заявление в партию, три рекомендации и комсомольский билет.

Накануне атаки он написал эти строки:

«Прошу принять меня в ряды Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков). Великий вождь народа Ленин создал и растил эту могучую и непобедимую партию. Все, что есть у меня в жизни светлого и дорогого, я получил от партии большевиков. Партия учила меня любить Родину и ненавидеть ее врагов. Во имя великой любви к матери-Отчизне и смертельной ненависти к ее врагам я иду в бой. Прошу считать меня коммунистом…»

Умер Володя из Ульяновска, не узнав о том, что добрая слава его дошла до Кремля. Седой президент Страны Советов Михаил Иванович Калинин подписал указ о присвоении рядовому Владимиру Николаевичу Дееву звания Героя Советского Союза.

Благодарная Родина обессмертила своего верного сына. Одна из новых улиц Ульяновска названа именем Героя Советского Союза Владимира Деева. К широкой полноводной Волге, к памятнику Владимира Ильича Ленина выходит эта улица.

На Саареме, в древнем эстонском городе, носящем имя Виктора Кингисеппа, есть улица, огибающая крепостной парк. На голубых дощечках, прикрепленных к домам, написано: «Улица Деева». В центре ее под столетними елями и кленами возвышается мраморный обелиск — памятник ратной славы над могилой героя.

Я побывал в детском доме имени Владимира Деева в Кингисеппе. Увидел знакомый портрет фронтового друга и под ним строчки на эстонском и русском языках:

«Будем любить Родину, как Владимир Деев».

Я рассказал детям все, что знал о Дееве. Они слушали внимательно, и в глазах их светились вдохновенные огоньки радости и восхищения.

Старший сержант Владимир Немчиков стоял в окопе и смотрел на вражеский берег. Он видел, как полоса разрывов, взметнувшихся над немецкими окопами, стала спускаться к самому берегу реки. Разметав там проволочные заграждения, огневой вал с грохотом покатился опять к первой линии вражеской обороны.

— Пора, ребята, — обернулся Немчиков к стоявшим рядом товарищам.

Он легко выскочил из окопа. За Владимиром к реке побежали солдаты Мытарев, Малышев, Бекбосунов — все двенадцать человек, вызвавшихся добровольно в этот необычный десант.

— Твой плот второй справа! — крикнул на ходу Немчиков догнавшему его Мытареву.

— Знаю. Пойдем рядом, — ответил тот.

Сержант бросил на плот гранаты, сумку с патронами и, отвязав его от колышка, оттолкнул от берега. Вода обожгла тело. Загребая левой рукой, Немчиков поплыл, толкая перед собой плот. Вдруг он перестал грести и схватился рукой за карман гимнастерки.

— Так и есть, — вслух произнес он. — Письмо забыл вынуть. Пропадет.

Все документы, все бумаги Немчиков вынул из карманов еще вечером. Осталось только это письмо, полученное вчера от отца — тоже солдата, воюющего где-то на юге. Думал утром еще раз прочитать и отдать командиру роты, И вот на́ тебе, забыл в кармане.

О том, что завтра предстоит бой, Владимир Немчиков знал хорошо. Но он не думал, что участвовать в нем ему придется таким вот образом. Все решилось вчера вечером на комсомольском собрании. С докладом никто не выступал. Вперед вышел командир полка майор Данилов и, обращаясь к молодым бойцам, сказал:

— Завтра бой, товарищи. Тяжелый бой… Река Свирь, видите какая, — в километр шириной. Будет трудно…

Он потянулся к столу, снял нагар с фитиля коптилки и продолжал:

— Есть у меня план. Перед настоящим форсированием устроить демонстрацию — пустить через реку плоты с чучелами. Фашисты ударят по плотам, начнут бой. А мы в это время засечем огневые точки и уничтожим их.

Майор опять замолчал. На его широком лбу собрались морщины. Казалось, он решает труднейшую задачу.

— Но кто пойдет с плотами? — продолжал он. — Дело это опасное, по силам только добровольцам. Вот я и спрашиваю: кто хочет идти с плотами? Предупреждаю, плыть придется под огнем противника, толкая впереди себя плот. Это опасно. Я не требую, чтобы вы сразу согласились идти. Подумайте… Дело не простое.

Майор сел за стол и пододвинул к себе блокнот. Солдаты несколько минут сидели молча.

— Слушай, — дернул Немчиков за рукав гимнастерки своего дружка Пашку Самсонова. — Ты хорошо плаваешь, пойдем вместе, а?

— Не лезь поперед батьки в пекло, — так же тихо бросил тот. — Без нас найдутся желающие пули глотать.

Немчиков пристально посмотрел на товарища. Ему страшно хотелось доказать другу, что он неправ, что так рассуждать нельзя, но не сделал этого. Некогда было дискутировать. Командир полка ждал. Немчиков поднялся с места:

— Товарищ гвардии майор! Я поплыву с плотами. Запишите меня: гвардии старший сержант Немчиков.

— Я не вижу вас, — сказал Данилов. — Выйдите сюда.

Ребята расступились, пропуская сержанта.

— Так вот ты какой! — Майор окинул его приветливым взглядом и на чистом листке блокнота поставил цифру один и написал фамилию.

— Первым идет Немчиков, — произнес командир полка.

Он хотел сказать что-то еще, но не успел. К столу подошел рядовой Юсупов, потом Малышев, Аркозы, Бекбосунов…

Добровольцев оказалось больше, чем надо. Майор прекратил запись и встал из-за стола: