Мария Бутина - Тюремный дневник

Фэнтези стала моей самой близкой подругой. Мы вместе ели на ее нижней полке, так что у меня отпала необходимость бороться за место за столом. Она много рассказывала про своих многочисленных детей и любовные похождения, от нее я черпала знания про тюрьму, в которой она провела большую часть своей жизни, и научилась ладить с некоторыми надзирателями, которых Фэнтези охарактеризовала как «хороших людей, выполняющих плохую работу». Хорошие надзирательницы были иммигрировавшими в США белокурыми немками среднего возраста, которые в надежде на лучшую жизнь и бравую военную карьеру переселились в Оклахому. Славной службы не получилось, и женщины пошли работать в тюрьму. Немкам я очень понравилась, потому что, по их словам, они очень уважали русских за их стойкость, храбрость и образованность. Вдобавок ко всему я со школьных лет изучала немецкий язык, и это моментально «купило» мне расположение надзирательниц. От них Фэнтези узнавала, когда заберут и привезут следующую партию заключенных, она могла договориться, чтобы кому-то сменили койку, а также подстрогать с их помощью купленный в тюремном магазине огрызок карандаша для письма. Последнее для меня было особо ценно с учетом моих учебных занятий.

От них же я узнала, с чем было связано то смятение маршала, проверявшего документы заключенных, когда меня выводили из самолета. Оказалось, в моих документах на этапирование было «случайно» совершено несколько «маленьких» ошибочек. Так, например, моя фамилия имела лишнюю букву, дата рождения сделала меня на два месяца и один день старше, а статья, по которой меня приговорили к отбытию тюремного срока, из сговора превратилась по пути из Александрийской тюрьмы в шпионаж. Эта случайная ошибка и стала причиной помещения меня в специзолятор в тюрьме Северной Вирджинии и отказа мне в праве на связь с родителями. Благодаря этой маленькой оплошности российское консульство почти три недели не могло со мной связаться – они-то подавали запросы на общение со мной, а в тюрьме был человек с совершенно другим именем.

Когда я узнала об этой в прямом смысле диверсии службы маршалов, мои ладони покрылись мокрым липким потом. То, что я уже три недели находилась на общем режиме, а не в подвале карцера, было невероятным чудом, которое, впрочем, могло очень скоро закончиться. Видимо, из-за большого числа заключенных администрация тюрьмы не особо вчиталась в мои документы, но в любой момент ситуация могла измениться в худшую сторону.

И я была права.

Заключенным было разрешено общение по видеосвязи через терминал – обычный небольшой монитор в центре зала. Эта милость тюрьмы была связана с тем, что личные свидания, даже через стекло, в «Шейди Грейди» не проводились, равно как и встречи с адвокатами – из-за отсутствия помещения, пригодного для этих целей. Записавшись в очередь и оплатив с тюремного счета, который пополняли с воли, около 7 долларов за 15-минутное общение, можно было увидеть родные лица. Кроме того, устройство позволяло записывать видеосообщения, за отправку которых тоже была определенная такса. Так я решила записать видеообращение к своей семье и всему российскому народу сразу. Мои адвокаты подали апелляцию по делу, стараясь убедить суд том, что мой приговор несправедлив, а статья о деятельности иностранным агентом без регистрации – неконституционна по своей сути, а на это были нужны деньги. Моим родителям было очень тяжело, потому я собрала всю свою волю в кулак, чтобы выглядеть максимально хорошо. «Русские не сдаются», – сказала я в завершении своего обращения, может, себе, а может, всему миру, держа в голове все то, что уже выпало на мою долю, а также то, что еще ждет впереди. «Не дождетесь, – думала я. – Фигу вам».

Это видео увидело свет и стало, как мне сказал папа, очень популярным. Я не знала, насколько, но одно я точно чувствовала нутром: американские власти мне этого никогда не простят. Империя зла должна была нанести ответный удар.

Тем утром наши маленькие окошки в потолке тюремного барака заливал сильный дождь, отчего, несмотря на лампы дневного света, в помещении царил серый полумрак иногда со вспышками молнии, обретая зловещий стальной оттенок. Стены, казалось, сотряслись от глухих раскатов грома.

В штате Оклахома было объявлено штормовое предупреждение из-за длившихся уже несколько дней проливных дождей. Телевизор на стене показывал потоки дождевой воды, стремительно несущиеся по улицам маленького городка Чикаша, смывая все на своем пути. Сильный ветер наклонял деревья к земле.

Заключенные стали медленно сползать с железных нар и стягиваться в очередь – зеленую змею для получения подносов с завтраком – овсяной кашей и булочками с липким серым соленым соусом грейви из подливки, которая готовится на мясном соке, оставшемся на сковороде после жарки мяса.

До моей очереди оставалось всего несколько человек, как вдруг по громкой связи объявили мою фамилию. Нужно было подойти к огромной стеклянной стене, одностороннему зеркалу, через которое нас было видно, а наблюдавшие оставались скрытыми от глаз заключенных, и, лишь приблизившись почти вплотную, можно было разглядеть находившихся внутри надзирателей. В стене где-то на уровне метра над полом было окошко, через которое полагалось вести диалог с охранниками, получать по мере необходимости туалетную бумагу и передавать документы.

Сердце почуяло неладное, но делать было нечего, и я направилась к окошку. Надзирательница приказала мне подойти к двери слева от стены-зеркала и ожидать, когда меня заберут.

«Куда?» – ломала голову я, пытаясь убедить себя, что меня не постигнет участь исчезнувшей вчера за этой дверью моей фитнес-подопечной Фейт, которая так и не вернулась на свои нары.

Послышался щелчок, после которого полагалось потянуть дверь на себя. Так я оказалась в уже знакомом помещении-предбаннике, отделявшем тюремный барак от улицы. Внутри меня ожидали трое – два мужчины и одна женщина в черной униформе.

– Вещи собрать и с ними на выход, – грубо сказала надзирательница.

– Что? Зачем? Куда опять? – пыталась узнать я хоть что-то о своей судьбе, впрочем, не особо рассчитывая на ответ. Так уж положено, чтобы заключенный находился в постоянном нервном напряжении, гадая, что ему предстоит.

– Как придем, узнаешь, – рассмеялась в ответ женщина в черном.

Я покорно вернулась к своей верхней железной полке с номером 11 и стала собирать вещи в большую пластмассовую корзину с крышкой. Вещей было немного: пара комплектов зеленой униформы, коричневые шорты и грязно-зеленые футболки. Вокруг меня столпились мои подопечные в учебе и спортивных занятиях.