Мария Бутина - Тюремный дневник

В тесте были четыре дисциплины: математика, обществознание, естественные науки и английский язык. По понедельникам и средам полагалось преподавать математику, во вторник – обществознание, четверг отводился под физику, химию и биологию, а по пятницам был английский. Ученики за нами не закреплялись, а сами могли выбрать репетитора, но больше трех человек брать не разрешалось. Как я и боялась, знания моих коллег-репетиторов не сильно превосходили знания самих учащихся, потому уже через пару занятий желающих заниматься именно со мной стало довольно много. Это, в свою очередь, не вызывало восторга у коллектива. Я старалась вести себя как можно неприметней, чтобы не вызывать зависти коллег, но холодок почувствовался практически сразу. Так дружбы в коллективе не получилось: я только приходила со своими тетрадками-заметками, где по каждой ученице имелись данные ее прогресса, и так же тихо покидала класс после занятий.

Спустя неделю в класс вошел мистер Торнтон и подошел к моей учебной парте. Стоя во весь рост, он действительно напоминал кабана на тоненьких ножках.

– Заключенная Бутина, ты неплохо справляешься, – его пухлые губы растянулись в довольной улыбке. – Иди оформляй документы на трудоустройство и приноси мне на подпись, чтобы, как только у тебя пройдет распределение, ты попала сразу ко мне.

– Хорошо, мистер Торнтон, – обрадовалась я оказанной чести.

– С учетом твоих знаний я дам тебе хорошую ставку – 24 доллара в месяц, – добавил он.

Я кивнула. И уже на следующий день оформила положенные бумаги, гарантирующие мне после распределения место в репетиторском кресле.

Распределение, или «Ориентация», было обязательной процедурой, через которую проходили все новоприбывшие заключенные спустя месяц с момента попадания в тюрьму. Она включала в себя двухдневный экспресс-курс, где администрация тюрьмы поясняла нам правила учреждения и по итогам принимала решение о том, где мы будем работать во время отбывания срока. Тем, у кого не было сертификата об окончании средней школы, полагалось еще и учиться на курсах по подготовке к тесту, который я преподавала.

Вопреки обещанию мистера Торнтона меня распределили работать посудомойкой. Эта работа считалась самым дном из всех возможных в тюрьме. Увидев свое имя в списке работников кухни, я очень расстроилась, но делать было нечего, так что пришлось заступить на положенный пост. В первый же день оказалось, что посудомойкой можно заработать 27 долларов в месяц – больше, чем репетитором с тремя высшими образованиями и опытом преподавательской деятельности. Это многое прояснило для меня в плане расстановки приоритетов в системе «исправления» преступников и возвращения их к жизни с новыми знаниями, чтобы они могли начать жизнь с чистого листа. Правда, позже выяснилось, что мое распределение в посудомойку было всего лишь бюрократическим недочетом, но я решила нести свой крест из принципа, продолжив при этом в свободное от работы время помогать своим бывшим ученикам, к которым стали постоянно добавляться новые, прямо в отделении, на тюремных нарах. Вдобавок, мне хотелось посмотреть, как работает тюремная кухня, в прямом и переносном смысле этого слова.

Первый день работы в посудомойке начался в 6 утра. Я в компании еще нескольких женщин-заключенных, которых тоже распределили на кухню, явилась в зал столовой. Я еще ни разу не бывала в поварской зоне, где готовили пищу. Дверь туда располагалась за сервировочной стойкой справа, и вход разрешался только при наличии тебя в списках обслуживающего это место персонала. На входе висело напечатанное крупными черными буквами объявление, запрещавшее проход без поварской шапочки-сеточки, пакетик с которыми висел там же, под объявлением. Следуя примеру прошедших вперед дам, я упрятала, как могла, волосы в сетку и вошла на кухню. Там уже вовсю кипела работа.

Посредине находились два громадных металлических чана с открытыми крышками, в которых в каком-то растворе плавали тысячи куриных ножек. Вокруг чанов бродили сонные повара-заключенные в пластиковых передниках, шапочках, как у меня, и пластиковых перчатках. Одна из женщин размешивала куриные окорочка огромной деревянной палкой. По периметру комнаты находились за железными дверями с маленькими, покрытыми инеем окошками, холодильные камеры. На каждой двери висела большая цепь с замком, ключи от которого носили на поясе надзиратели. Слева, между холодильниками, была комната без двери, оттуда слышался звон железной посуды – там мыли металлические подносы, чашки, сервировочные поварешки и тазы. Напротив чанов я увидела металлический стол, а за ним – клетку под замком, за которой стояли банки с сыпучими приправами. Ножей, как я позже узнала, на кухне не было. Почти все продукты доставлялись уже нарезанными в банках и коробках, только овощи нарезались на месте с помощью специальной машины, под бдительным присмотром надзирателя. Пол поварской зоны был покрашен толстым слоем красной краски, и в нем имелось несколько дырок, закрытых железными решетками. В эти дыры сливалась жидкость из металлических чанов для приготовления пищи.

Наша группа выстроилась в очередь в кабинет кухонного клерка, где нужно было подписать документы о том, что мы отказываемся от любых претензий при несчастном случае, поскольку мы проинформированы о правилах поведения в этой зоне и обязуемся их соблюдать. Женщины одна за другой заходили в кабинет. Наконец очередь дошла и до меня.

Тюремный клерк оказалась тоже заключенной, вдобавок ко всему из моего отделения – симпатичная блондинка с голубыми глазами и тоненьким носиком. Увидев знакомое лицо, она улыбнулась:

– Вот, подпиши, – протянула она мне лист бумаги, – тебя в посудомойку определили. Слушай, у меня только одно место осталось на послеобеденную смену. Я тебе отдам.

– Спасибо, – улыбнулась я девушке, протягивая обратно подписанный листок.

– Не за что, – подмигнула она, – можешь заступать. Фартук на месте получишь. Это адская работа, конечно, так что проси перевод, как только сможешь. Я подскажу, когда будет вакансия. Удачи.

Я вышла из кабинета и направилась в посудомоечную, на этот раз не чтобы сдать поднос с объедками, а чтобы эти подносы принимать и мыть по ту сторону окошка. В посудомойке уже было несколько женщин, а еще там стояла страшная вонь и было ужасно жарко. Кондиционер сломался много лет назад, а когда на улице плюс 50 влажной тропической жары, можно себе представить, как это ощущается в бетонной коробке без окон.

– Привет, – улыбнулась мне совсем юная девчонка, от силы лет двадцати. Ее русые волосы были собраны в тугой хвост на затылке. – Меня зовут Крис. Я тут старшая. Ты на загрузке, – она кивнула в дальний угол комнаты.