Мария Бутина - Тюремный дневник

Для человека, который никогда не был насильно изолирован от общества, пребывание в одиночной камере 22 часа в сутки с перерывом на душ и пару звонков по далеко не всегда срабатывающему телефону-автомату в середине ночи, может показаться простым. Казалось бы, действительно, что тут такого: сидишь себе один, читаешь книги, пишешь письма, думаешь, мечтаешь, спишь, в конце концов, еще и еду приносят по часам. На самом же деле одиночное содержание не зря считается самым страшным наказанием, кроме смертной казни, и его разрешается применять к заключенным не дольше 15 дней. Бетонные стены камеры, изоляция от сенсорных стимулов вроде звука, света, запаха и, конечно же, человеческого общения с каждым днем медленно сводят тебя с ума. Уже через пару дней одиночки начинают мерещиться несуществующие звуки – звон ключей или шаги охранника, который, может быть, придет и заберет тебя на встречу с адвокатом. Ты сидишь и думаешь, что сейчас может происходить с твоей семьей – вдруг кто-нибудь уже при смерти, попал в аварию, болеет, страдает, а ты не можешь помочь и даже узнать, что и как. Заставить себя читать, а уж тем более спать при наличии таких мыслей невозможно. Ты постоянно думаешь о том, что тебя ждет. Может быть, ты пробудешь в этой одиночной камере из бетонных стен и такой же бетонной койки еще месяц, а может, год, может, пять лет, а может, и навсегда. Я отчаянно боролась с этими мыслями и помешательством от одиночества, по-прежнему стойко отвергая любые попытки накормить меня психотропными препаратами. Я построила себе четкий распорядок дня: подъем, уборка комнаты, тренировка, чтение, обед, тренировка, чтение, письма родным и Джиму, чтение, сон, ночной подъем – душ, телефон, чтение, сон – и все начиналось заново.

К тому времени я уже прекрасно понимала, что никаких сдерживающих факторов у американских карателей в отношении меня нет – им безразличны доказательства, они и так прекрасно знают, что я ни в чем не виновата. Меня брали не для того, чтобы выяснить правду, и не для того, чтобы потом признаться в своей неправоте и отпустить. Весь этот спектакль демонизации России и меня в ее лице стоил огромных денег, титанических усилий, и они желали любой ценой довести это дело до конца – публичной казни. Самое страшное в этой ситуации было то, что ни я, ни мои адвокаты ничего не могли с этим поделать. Суд присяжных для нас был самым наихудшим развитием ситуации – я буду однозначно признана виновной, приговор международным сообществом западофилов будет признан легитимным, мне дадут 15 лет лишения свободы. К тому моменту, когда я выйду на волю, история уже забудется и любые попытки отыграть время назад и рассказать всему миру, как на самом деле было «сшито» это дело, будут никому не интересны за давностью лет.

– Мария, я больше не могу на это смотреть. Это же бесчеловечно, – сказал однажды в маленькой камере для встреч подзащитных с адвокатами Альфред. – Они тебя так заживо похоронят в этом бетонном мешке. Я пойду разговаривать с ними о сделке со следствием. Решение принимать тебе, но я хоть спрошу, что они предлагают.

Я только пожала плечами в ответ. Я не вполне понимала, что такое «сделка со следствием», но своим адвокатам верила безгранично. Они уже неоднократно доказали свою верность мне и моей невиновности.

– Мария, мы решили озвучить вам наше предложение по сделке со следствием, – начал прокурор Эрик Кенерсон, стоило мне сесть на «почетный стул» во главе стола для допросов в тюремном гараже. – Наши условия таковы: мы исключим из вашего дела одну из статей обвинения, о деятельности иностранным агентом без регистрации в пользу России на территории Соединенных Штатов Америки, по которой, как вы, вероятно, помните, вас ожидает наказание в виде десяти лет лишения свободы.

Я кивнула. Такое не забудешь.

– Таким образом, на вас останется только статья за сговор в попытке деятельности иноагентом без регистрации, а это всего до 5 лет лишения свободы и, возможно, штраф. Но это на усмотрение суда. Ничего обещать мы вам не можем. Взамен вы подпишете признание вины в сговоре и выступите перед судом с соответствующим заявлением.

Мы продолжим встречаться с вами несколько раз в месяц. Если вы по-прежнему будете правдивы, мы готовы предоставить судье специальный документ под названием «5K1.1.». Это означает, если говорить по-простому, что мы вам поверили. Суд, как правило, принимает это во внимание при определении наказания. Если же вы попробуете нас обмануть или намеренно сокрыть правду, мы имеем право отозвать наше предложение, и мы снова вернемся в точку отсчета: вы будете обвиняемой по двум статьям с возможным наказанием в 15 лет лишения свободы, и судить вас будут 12 присяжных. Вам также потребуется выступить в качестве свидетеля по вопросу ваших взаимоотношений с Полом Эриксоном. Опять же, мы хотим услышать только правду. Все остальное – не ваша забота. Вы имеете право отказаться, взять время подумать и обсудить это предложение с вашими адвокатами. Текст признательных показаний мы подготовим сами.

В моей голове мгновенно встали на места все детали этой мозаики: вот, оказывается, зачем им нужны были показания Хелен, которые стали предлогом для очередной пытки одиночным содержанием! Именно в этих условиях мне хотели предложить признание вины или суд присяжных заседателей. К этому моменту я уже знала, что выбора у меня нет: или я подписываю сочиненный прокуратурой документ, или в следующий раз я увижу своих родителей через 15 лет, если они доживут, конечно. И вот почему.

Согласно статистике за 2018 год, если человек стал обвиняемым по любому уголовному делу в США и отдал свою судьбу на откуп двенадцати присяжным, его шансы на оправдание составляют 0,3 %. Для вынесения оправдательного вердикта требуется единогласное решение всех 12 присяжных в пользу обвиняемого. Если же хоть один из них усомнится в невиновности, дело отправляется на доработку еще на полгода–год, а человек остается в СИЗО. В моем случае – в одиночной камере без связи с внешним миром. Потом – новый суд, и опять одного несогласного достаточно для продолжения расследования, и так далее.

А судьи кто? Кто будет присяжными? Их, согласно закону, отберут случайной выборкой из числа граждан США, проживающих в штате, где рассматривается дело. Присяжным полагается быть объективными и независимыми.

В моем случае дело будут рассматривать присяжные политической столицы страны – города Вашингтона. В это самое время во всех средствах массовой информации США обсуждают вмешательство злобных россиян в американские выборы и меня, единственную арестованную гражданку России, ужасного и страшного «кремлевского сексшпиона», хладнокровного преступника, связанного с российскими спецслужбами. Мои адвокаты по решению суда не имеют права выступать в СМИ в мою защиту.