Михаил Шмелев - Фронтовая юность

— После освобождения Ржева, — начал Петр Викторович, — был я в составе Чрезвычайной государственной комиссии по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков. В Вязьме, Гжатске, Ржеве и Сычевке по приказам командующего четвертой немецкой армией генерал-полковника Хейнрица и командующего девятой армией генерал-полковника Моделя погибли тысячи ни в чем не повинных советских людей. Это по приказу командира двадцать седьмого армейского корпуса генерал-майора Вейса комендант Ржева майор Куртфельд установил на центральной площади виселицы. Здесь были повешены десятки мирных жителей. Несколько тысяч человек были расстреляны только за то, что они советские люди.

Додогорский вынул из полевой сумки исписанные чернилами листы бумаги:

— У меня сохранились записи злодеяний, совершенных гитлеровцами в Ржеве. Слушайте, запомните и бойцам об этом расскажите!

И он с каким-то особым волнением, присущим человеку, который глубоко прочувствовал сам, начал читать:

«20 марта 1943 года в доме номер сорок семь по улице Воровского были обнаружены убитые фашистами три женщины и трое детей. В соседнем доме обнаружена замученная гитлеровцами семья Садова. Садов и его жена расстреляны. Дочь Рая — двенадцати лет — заколота штыком, сын Валентин убит выстрелом в правый глаз, восемнадцатилетняя дочь Зинаида изнасилована и задушена, пятимесячная дочка Катя убита выстрелом в висок.

А что они сделали с городом? Из пяти тысяч четыреста сорока трех зданий более или менее сохранилось только четыреста девяносто пять. Фашисты разрушили и сожгли драматический театр, кинотеатры, краеведческий музей, дворец пионеров, центральную библиотеку, три клуба, двадцать две начальные и средние школы, двадцать один детсад, учительский институт, планово-экономический и сельскохозяйственный техникумы, фельдшерско-акушерскую школу, больничный городок, электростанцию и многое другое. Приведено в негодность железнодорожное хозяйство и подвижной состав. Оборудование промышленных предприятий вывезено в Германию. Фашисты взорвали железнодорожный мост через Волгу и пять мостов через реку Холынка.

Перед отступлением фашисты согнали в Покровскую церковь более двухсот мирных жителей, наглухо закрыли двери и пытались взорвать церковь и людей. Только стремительное наше наступление помешало им осуществить свое черное дело» [4] Архив МО СССР, ф. 274сд, оп. 400027, д. 2, л. 21–22. .

— Товарищи! — воскликнул Додогорский. — Руины Ржева, Смоленска зовут нас вперед. Придет время — предъявим Гитлеру счет и за другие города.

…В течение последующих двух дней в результате ожесточенных боев полк занял деревни Ольша, Борок, Пронино, Ракитня, Терпилово. Затем мы вышли на реку Березину, с ходу форсировали ее и на западном берегу овладели деревней Комиссарово.

Утром 28 сентября 1943 года, перерезав автомагистраль Москва — Минск, полк остановился в небольшом леске. Бойцы получили возможность немного отдохнуть, а главное — обогреться у костров, посушить шинели, переобуться.

Мы с заместителем комбата по политчасти капитаном Петром Кузьмичом Згоржельским разместились под развесистой елью. Рядовой Алеша Васюков пытался разжечь костер. Подошли саперы. Среди них инженер полка старший лейтенант Михаил Сорокин, его помощник — старший лейтенант Лукин. Здесь же оказался и автоматчик Степан Головко. Свалив с плеч тяжелый вещмешок, он объявил:

— В мешке картошка.

— Вот будет пир! — воскликнул Васюков и, накинув на себя плащ-палатку, принялся высекать из кремня искру. Задымил фитиль. Раздувая его, Алеша достал из кармана гимнастерки припасенный кусочек сухого мха. Вскоре заиграл светлячком огонек, и пламя жадно охватило смоляные сучья. Вокруг костра мы уселись тесной стайкой. Никто из нас уже трое суток не ел горячего, и теперь мы предвкушали аромат печеной картошки.

Алеша принес еще охапку валежника и только хотел подбросить в костер, как раздалась команда:

— По щелям!

Сделав рывок, я устремился за Згоржельским и тут же упал плашмя на него в полуразвалившейся траншее. На меня всем телом навалился Алеша. Взрывная волна больно отозвалась в висках.

— Вы живы, товарищ лейтенант? — спросил Алеша.

Прихрамывая, я встал из траншеи. Поднялся и Петр Кузьмич. Перед нами предстала жуткая картина. На том месте, где только что потрескивал костер, зияла воронка. У срезанной осколком ели, истекая кровью, лежал Сорокин. Рядом с ним — два сапера.

Никто не мог предположить, что вражеский самолет-пикировщик точно угодит бомбой в костер. Мы потеряли трех товарищей, шестеро ранено. А что же с Алешей?

Спинка его шинели, прошитая осколками, представляла собой мелкие лохмотья. Вещмешок, словно срезанный бритвой и отброшенный силой взрыва, мерно покачивался на кустах ивняка. На теле же бойца ни одной царапины. Счастье? Может быть.

Надо ли говорить, что мы с капитаном Згоржельским испытывали чувство искренней признательности к Алеше Васюкову: так или иначе, он прикрыл нас от смертельной опасности. В момент, когда послышалось завывание авиабомбы, ближе к Васюкову была другая, более глубокая траншея, но он почему-то прыгнул не в нее, а в нашу. Будто предвидел, что окажется нам полезным. Мы размышляли, как оценить его поступок. И неожиданно получили ответ из уст рядового Садыкова, который оказался раненным осколком в левую руку: «Сам погибай, а товарища выручай!» — сказал он. В этих золотых суворовских словах был весь Алеша.

Мы вышли к деревне Ермаки. Несколько попыток взять ее с ходу не увенчались успехом. Оседлав дорогу Белей — Ермаки и отбив очередную контратаку, подразделения закрепились на исходных рубежах.

Крепким орешком оказалась оборона противника, но ее нужно было во что бы то ни стало сломить. На подступах к деревне гитлеровцы построили дзоты, укрепили каждый дом, установив в подвалах, связанных ходами сообщения, пулеметы. Под губительным огнем противника рота старшего лейтенанта Сахно залегла почти на открытой местности. Вот где пригодились лопаты, к которым в период обороны кое-кто относился как к лишней обузе, и навыки самоокапывания. Сахно расположился в небольшом овраге. Почти у его ног журчал ручей. Только тут он почувствовал, как хочет пить, но фляга оказалась пустой. Ординарец взял ее из рук офицера и, припадая к земле, спустился к ручью, но в тот же миг раздался оглушительный взрыв. Воздушная волна отбросила Сахно в сторону. Поднимаясь, он увидел бежавших к нему бойцов.

— Ложись! — властно крикнул он. — Мины…

Бойцы залегли. Полагая, что с ротным произошло несчастье, я осторожно подполз к нему.

— А, комсорг! — проговорил он. — Ничего, только тряхнуло.