Евгений Матонин - Сидней Рейли: Жизнь и приключения английского шпиона из Одессы

В это время на первые роли в военной эмиграции все более явственно выдвигался генерал Кутепов, а менее доверявший «Тресту» барон Врангель постепенно отходил от активной деятельности. В марте 1924 года генерал от инфантерии Александр Кутепов перешел под непосредственное подчинение великого князя Николая Николаевича и — уже вполне официально — возглавил всю «внутрирусскую (боевую) работу».

Свои действия Кутепов был готов согласовывать с «Трестом», руководство которого (то есть чекисты) делало все возможное, чтобы сдержать и ограничить всю эту работу. Сначала аргументы «русских подпольщиков» против немедленных терактов действовали на Кутепова и его представителей в Москве — Захарченко и Радкевича, но постепенно все меньше и меньше.

В июне 1924 года Кутепов впервые лично встретился с Якушевым в Данциге (затем они вместе отправились к Николаю Николаевичу). Осенью того же года Якушев и «военный руководитель» «Треста» генерал Потапов уже вдвоем поехали в Париж на встречу с великим князем. На переговорах Потапов впервые озвучил точную цену вопроса свержения власти большевиков — 25 миллионов долларов. Мол, окажите нам эту помощь, и в течение года мы устроим победоносное восстание в России. Но у Николая Николаевича даже части этих денег не было. Он посоветовал обратиться к русским промышленникам в эмиграции, но и те уклонились от финансовой помощи на дело «освободительной борьбы».

Со стороны «Треста» (читай — ОГПУ) просьба о крупной финансовой помощи представлялась хорошо просчи-тайным шагом. В самом деле: организация выложила все карты на стол: в условиях подполья собрать необходимую для переворота сумму нереально, и раз уж «возглавители освободительного движения» за границей не могут помочь в этом, то зачем же упрекать «Трест» в бездействии и откладывании решающего удара на будущее? Возразить было нечего.

Но Кутепова и его боевиков удержать от «активных действий» было куда сложнее. Он был человеком действия во что бы то ни стало и считал террор самым надежным и эффективным способом борьбы с большевиками. В этом его активно под держивала Мария Захарченко, которая просто-таки томилась в Советском Союзе от бездействия и рвалась совершить какой-нибудь теракт.

Правда, отношение Кутепова к «Тресту» было не таким простым, как может показаться. Он, например, отклонил приглашения лично приехать в СССР. Но при этом считал, что «Трест» все-таки может стать платформой для развертывания «боевой работы» в России. К тому же Кутепов претендовал на руководство всем РОВСом, и, если бы его планы с «Трестом» хотя бы частично удались, это явно добавило бы ему авторитета даже по сравнению, с Врангелем.

В июле 1925 года Якушев вместе с Захарченко отправились на встречу с Кутеповым в Париж. Переговоры закончились успешно — генерал согласился стать представителем организации во Франции. Якушев убедил его попридержать своих боевиков и отказаться от терактов на Дзержинского, Менжинского и других руководителей ОГПУ, которые планировала организация Кутепова — это, мол, может сорвать планы готовящегося переворота и вызвать репрессии со стороны чекистов, в которых пострадают и члены «Треста».

После переговоров в Париже Якушев и Кутепов вместе выехали на очередную аудиенцию к Николаю Николаевичу. В своем отчете, направленном в ОГПУ, Якушев, не скрывая сарказма, сообщал об этой встрече:

«Разговор о положении в России. Говорю:

— Нарастает недовольство. Народ стосковался по самодержавной власти.

— Как мыслится переворот?

— Объявляется военная диктатура. Но не скоро. Позовем ваше высочество от нашего имени, от имени монархической организации Центральной России.

Он задыхается от волнения:

— А как же народ?

— А народ не спросим. Ни Земского собора, ни Учредительного собрания. Позовем мы. Мы и есть народ.

Радостный хохот…

О поляках: он должен сделать вид, что не знает о нашем договоре с поляками.

О евреях: “народный гнев”, то есть погромы, организует Марков. Затем последует высочайшее повеление о прекращении насилий» (Интересно, что почти такой же точки зрения придерживался и Рейли. Кто у кого украл идею?)

Между прочим, Рейли тоже приглашали на эту встречу Якушева и Кутепова в Париже. К этому времени уже несколько месяцев делались попытки привлечь Рейли к работе «Треста» и, по возможности, сделать так, чтобы он приехал не только в Париж, но и в Москву.

Рейли в это время уже фигурировал в разработках чекистов, которые собирались выйти на него. Но он сам об этом пока что ничего не знал.

Потрясение Рейли от капитуляции Савинкова было действительно велико. Он испытал целую гамму перемешавшихся между собой чувств — от возмущения поведением недавнего друга до осознания того, что его деньги были выброшены фактически на ветер.

С капитуляцией Савинкова Рейли терял не только влиятельный и «активный ресурс» для борьбы с большевиками, но еще и близкого друга, пожалуй, единственного, кроме жены, конфидента, с которым он позволял себе делиться самыми откровенными мыслями и планами. Таких людей у него больше не осталось. Рейли вдруг почувствовал, что начал терять почву под ногами. С исчезновением Савинкова с политического горизонта он перестал понимать, что ему делать дальше. Буквально в несколько дней обрушились все его планы, которые он с огромным трудом пытался выстраивать несколько лет подряд.

Пепита Бобадилья отмечала в мемуарах, что Рейли чувствовал, что часть ответственности за «измену Савинкова» лежит и на нем. И переживал, поскольку он, несмотря на все усилия, все же не смог убедить его отказаться от поездки в СССР. Хотя, конечно, арест, провал операции — это одно, а отказ от своих взглядов, моральная и политическая капитуляция — да и к тому же публичная, — совсем другое.

Рейли признавался, что осень 1924 года была для него одним из самых тяжелых периодов в жизни. А в Европе как раз в это же время разгорался громкий скандал, связанный, как считали многие, с «происками Москвы». Он серьезно изменил расстановку политических сил в Англии. И ведь что интересно, есть версия, по которой вездесущий Рейли имел к этим событиям самое непосредственное отношение.

В апреле 1924 года, докладывая о своих беседах в Париже с Савинковым и Рейли, чекист Андрей Федоров, в частности, сообщал в Москву об оценке политической ситуации в Англии, которую делал британский разведчик. «Макдональд месяца через два слетит, и к власти вернутся консерваторы, — говорил Рейли. — Вскоре в Англии будут две борющиеся силы: консерваторы, к которым примкнут правые либералы, и рабочая группа, к которым примкнут левые либералы». В этих оценках он оказался прав. Кабинет лейбориста Рамсея Макдональда действительно «слетел» — правда, не через два, а через шесть месяцев после разговора Рейли с Федоровым, в октябре 1924 года.