Марта Петерсон - Вдова-шпионка. Как работа в ЦРУ привела меня из джунглей Лаоса в московскую тюрьму

На следующий день я велела приходившей ежедневно горничной (с которой мы говорили на разных языках) не трогать мой пазл. Казалось, она все поняла. Как же мне стало обидно, когда я пришла домой на обед и обнаружила, что она оставила рамку на месте, но убрала все остальные детали в коробку! Интересно, что она подумала насчет пазла? Неужели ей не стало интересно, почему я разложила все детали по цветам? Все американки выливали гнев, страх и напряжение из-за жизни в Лаосе, жалуясь друг другу на горничных. Я просто качала головой. Подруги часто утверждали, что горничные воровали их вещи, но эти вещи неизменно находились, когда они вспоминали, куда убрали их на время отлучки. Они стыдливо усмехались и признавали свою неправоту. Но наша жизнь была полна тревог, и мы всегда искали козла отпущения, чтобы выпустить пар. Горничным доставалось не по заслугам. Безмятежная жизнь в Паксе на первый взгляд казалась обычной и предсказуемой, но всегда была сопряжена для нас со страхом, ведь мы знали, что для любой из нас она может обернуться трагедией всей жизни.

Мы с Джоном пригласили в гости нескольких американцев — и семейные пары, и холостяков. Война подступала все ближе, и мужчины переживали, что ВНА войдет в город. В последний день 1971 года ближайшие отряды ВНА остановились в семи километрах — слишком близко, чтобы сохранять спокойствие, учитывая присутствие гражданского населения, то есть американских женщин. Карл неоднократно просил американского посла во Вьентьяне Годли разрешить эвакуацию жен из Паксе во Вьентьян, но посол не хотел, чтобы лаосская армия решила, будто мы сомневаемся в способности войск защитить город. В тот день во время нашей вечеринки всем женщинам было велено собрать по одному чемодану и подготовиться к отъезду рано утром. Джон обрадовался этому, потому что он не мог сосредоточиться на движении войск и тактике, переживая о моей безопасности.

В чемодан я сложила одежду и единственные свои сокровища: украшения и фотокамеру Джона. В аэропорту мы поднялись на борт C-47, пока мужчины провожали нас взглядом, стоя у центра воздушного командования. Холостяк Ной, который не упускал случая пошутить, сказал, что теперь наши мужья наконец смогут ходить с ним по барам, наслаждаясь местными талантами. Все рассмеялись, хотя не обошлось и без слез. А еще было много пива — помню, я даже засунула в сумку пару бутылок “Хайнекена”, прежде чем отправиться на север. Но в этот момент война стала слишком личной: она вдруг вторглась в мою жизнь. Расставаться с Джоном было сложно, почти невыносимо.

Во Вьентьяне жены жили в мотеле неподалеку от комплекса зданий Агентства США по международному развитию (АМР). Нас поселили по двое, что совсем не помогало поддерживать боевой дух, ведь мы переживали все вместе. Мужья регулярно звонили нам, пользуясь нестабильной телефонной связью, и навещали нас по очереди раз в две недели. Когда приезжал муж, соседка жены перебиралась в другую комнату, чтобы супруги могли побыть наедине. Одна пара в этот период даже зачала своего первенца. Интересно, знает ли об этом их сын, которому уже исполнилось тридцать девять лет? Мы не раз напоминали им о столь неоспоримом доказательстве их близости во время той встречи.

Позже меня и жену Карла Элизабет попросили вернуться к работе в составе минимального штата сотрудников расположенной неподалеку от Паксе военной базы, на которой проходили подготовку лаосские военные. Мы с Элизабет работали в маленьком кабинете в деревянном здании, где хранились документы из Паксе. На этой базе также находился лаосский военный госпиталь, в котором работали филиппинские врачи. Карл строго-настрого запретил нам с Элизабет ночевать на базе. Каждый вечер мы улетали на одномоторной “Сессне” в таиландский город Убон, где ночевали в простой гостинице. Элизабет терпеть не могла летать, а мне нравилось смотреть на проплывающие под крылом самолета деревни и рисовые поля, то и дело замечая там людей — например, мальчишку, который ездил на слоне по узкой тропинке вдоль поля. Грунтовая взлетная полоса на базе располагалась на склоне невысокого холма и была довольно неровной, из-за чего во время взлета и посадки нас порядком трясло.

В наших офисных обязанностях не было ничего сложного: утром мы открывали сейфы, вечером закрывали их, а также отвечали на вызовы по рации, которую включали каждый день. Рацию полагалось использовать в экстренных ситуациях, когда нам предписывалось связываться с Серым Лисом в центре воздушного командования в Паксе. Иногда мы принимали неожиданные вызовы от американских самолетов, пролетающих мимо. Однажды утром я услышала, как наш позывной называет американский летчик. Когда я ответила, он отозвался не сразу. Затем он повторил наш позывной. Я ответила снова. Он сказал, что не ожидал услышать женский голос, и спросил, кто я такая. Я заверила его, что я дежурная по рации. В другой день Серый Лис вызвал нас и попросил подготовить базу к приему нескольких ударных вертолетов “Кобра”, которые должны были прилететь на одну ночь. Надо признать, что позже я оторопела при виде садящихся на наш грунтовый аэродром огромных боевых вертолетов с мощными пушками по бокам. Возможно, они так впечатлили меня, потому что мы смотрели на них из открытого джипа, окруженного клубами пыли, которая поднялась в момент их приземления. На этих вертолетах перевозили раненых с поля боя. Прежде чем улететь на ночевку, мы с Элизабет накормили солдат и устроили их на базе.

Помню, были и чудесные моменты. Джон иногда заглядывал на базу в разгар рабочего дня, но никогда не оставался надолго, потому что его войска вели бои вокруг Паксе и на плато Боловен. Он ночевал в Паксе, потому что оперативное командование находилось именно там.

Порой он прилетал, чтобы позавтракать со мной в столовой на склоне холма у Меконга, где играли песни Creedence Clearwater Revival и хит Джеффа Кристи Yellow River , вышедший в 1970 году. Мы часто слышали рев двигателей и видели истребители F-4, медленно пролетающие над Меконгом на уровне наших глаз на обратном пути из Вьетнама на базу в Таиланд. Мы даже различали лица пилотов в кабинах. Глядя на самолеты, мы вспоминали о мощи нашей военной машины, сидя при этом в далеком мирном Лаосе. Меня впечатляла американская военная сила, которую я видела прямо перед собой, хотя американским женщинам нечасто выпадает возможность оказаться так близко к образам и звукам войны.

28 февраля 1972 года

Читаю книгу “Стилуэлл и американский опыт в Китае”. Уверен, сам опыт был гораздо интереснее и любопытнее, чем эта книга. Марти возвращается в Паксе в среду, 1 марта, и я этому очень рад, но боюсь, что ситуация здесь стала хуже, чем на момент ее эвакуации 1 января. Прошлой ночью минометному обстрелу подвергся Конгседон. Противника заметили через реку от Конгседона, поэтому большинство жителей покинуло округ. На 21-м километре все тихо, но ВНА точно еще там. Я готов поклясться, что видел переодетого в гражданскую одежду солдата ВНА, который шел по дороге неподалеку от аэродрома. Приходится ориентироваться на одно лишь шестое чувство. Я некоторое время наблюдал за ним, но доказательств так и не получил. Интуиция подсказывает мне, что я был прав. Думаю, я в состоянии узнать солдата ВНА. И я позволяю Марти вернуться сюда. Мне придется застрелиться, если с ней что-то произойдет. “Удержание власти в отсутствие силы и возможности справляться с растущим количеством проблем”. Из книги о Стилуэлле… Китайский опыт до боли созвучен с сегодняшней ситуацией в Лаосе. Неужели мы ничему не научились? Что за глупцы!