Марта Петерсон - Вдова-шпионка. Как работа в ЦРУ привела меня из джунглей Лаоса в московскую тюрьму

В тот декабрь, пока я была в Вирджинии, я попросила сотрудников штаб-квартиры помочь мне подать заявление о приеме на работу, а точнее, на стажировку. Ко мне прикрепили наставника, который работал начальником службы тыла во Вьентьяне, пока мы жили в Лаосе. Гленн был чудесным, жизнерадостным человеком с блестящими глазами и хитрой усмешкой. Похоже, он был рад помочь мне начать новую жизнь. Он назначил мне встречу с рекрутером ЦРУ.

Рекрутер оказался сухим, лишенным чувства юмора неприметным мужчиной. Он представился мне — возможно, вымышленным именем. Я вручила ему свою автобиографию, скопированную с анкеты, которую полтора года назад заполнила во Вьентьяне. Рекрутер начал интервью, спросив меня о прошлом, что меня удивило. Возможно, он просто не знал, как еще начать разговор, ведь я не сомневалась, что Гленн рассказал ему о том, что мне пришлось пережить. Я рассказала ему о последних событиях моей жизни, а затем описала свое образование и опыт работы и перечислила заграничные поездки. Я была уверена, что моего опыта, включавшего пятнадцать месяцев работы на ЦРУ в Лаосе, достаточно, чтобы меня приняли на стажировку. Я добавила, что изучала три языка: испанский, французский и немецкий.

Когда рекрутер завершил интервью, сказав, что готов предложить мне секретарскую должность, я почувствовала себя оскорбленной. Скупо поблагодарив его за потраченное время, я вернулась в кабинет Гленна, сердитая и разочарованная. Рекрутеру было плевать на меня, мой опыт и квалификацию. Он увидел перед собой 27-летнюю женщину и сразу определил ее на работу секретарем. Ответ рекрутера удивил Гленна не меньше моего, и он пообещал мне устроить еще одно интервью.

В Вашингтоне я решила подыскать себе квартиру. Мне не хотелось оставаться во Флориде. Хотя Джерол с Томом жили в Мэриленде, я предпочитала Вирджинию, где жили многие другие друзья по Лаосу. Одним холодным утром я отправилась на поиски, прихватив с собой “Вашингтон пост” с объявлениями о сдаче квартир.

В итоге я нашла квартиру в доме у больницы “Фэйрфакс”, неподалеку от печально знаменитой окружной дороги, которая позволяла быстро перемещаться по городу. Сотрудник агентства недвижимости показал мне несколько квартир, но для моих скромных нужд достаточно было и квартиры с одной спальней. Я заполнила необходимые бумаги, уверенная, что делаю первый шаг в новую жизнь.

На следующее утро из агентства позвонили, чтобы сказать, что мою заявку на аренду отклонили без объяснения причин. Рассерженная, я вернулась в квартиру, полагая, что произошла ошибка. На самом деле причина отказа была вполне логичной. У меня не было ни работы, ни явного дохода. Прекрасная поездка. Ни работы. Ни квартиры.

Я позвонила Гленну, надеясь, что он сможет мне помочь. Он рассмеялся и сказал, что его жена, возможно, не обрадуется, если он станет моим соседом, но согласился подписать договор аренды вместе со мной. Мы снова отправились в агентство недвижимости и внимательно заполнили новую заявку, которую одобрили без вопросов. Казалось, в управляющей компании предпочитали, чтобы я нашла себе богатого покровителя. Позже я познакомилась с женой Гленна. Она сказала, что Гленн уверял ее, что я старая и страшная. Мы рассмеялись, понимая, какой он хитрый, но при этом добрый.

Накануне отъезда во Флориду на семейное Рождество я вместе с Джерол, Томом и несколькими другими близкими друзьями из Лаоса отправилась на рождественскую вечеринку. Там были только сотрудники ЦРУ, но я была знакома не со всеми. Одна женщина представилась мне и сказала, что ее муж временно командирован за границу.

— А где сегодня ваш муж? — спросила она.

Многие стоявшие рядом друзья услышали ее невинный вопрос. Мысленно я закричала: “Да где он был вообще последние два месяца?” Но вслух лишь сказала ей, что в октябре он погиб в Лаосе. Она рассыпалась в извинениях и выразила мне свои соболезнования. Мои друзья быстро сменили тему. В последующие месяцы мне не раз задавали этот невинный вопрос.

Затем случилась новая трагедия, уже третья в Лаосе. Неподалеку от Паксе погиб еще один офицер. Я прилетела в Техас, чтобы поддержать его молодую жену Кэти, с которой мы познакомились, когда она в сентябре навещала мужа в Паксе. В момент его гибели она была беременна их первенцем, которого они зачали, когда приехали навестить меня в Паксе после гибели Джона. Одна жизнь была потеряна, а другая создана. Оглядываясь назад, я гадаю, как я сумела найти в себе силы полететь к ней и почему решила, что должна ее поддержать. Она ни разу не спросила меня, почему я приехала, и вроде бы была рада моему присутствию.

Рождество 1972 года было грустным. Как счастливы мы были с Джоном всего год назад, когда праздновали наше второе и последнее Рождество вместе! Двадцать шестого декабря 1972 года мы должны были отметить третью годовщину совместной жизни. Каким-то образом я нашла в себе силы подписать открытки и даже приложила к каждой копию некролога Джона. Держу пари, все те, до кого еще не дошли новости, немало удивились, получив их. Я часто вспоминаю подобные поступки и спрашиваю себя, зачем я это делала. Впоследствии я гадала, уместно ли было рассылать такие открытки, но в тот момент мне казалось, что это правильно.

В декабре отец предложил мне купить машину. Он знал, что мне нужна его энергия, чтобы перезапустить свою жизнь. Мы вместе выбрали белый “Понтиак-Гранд-Ам” 1973 года. Я украсила его сине-красными полосами по обоим бокам, и он стал выглядеть очень патриотично.

Наступил январь 1973 года. Мне пора было переезжать в Вирджинию. Я упаковала свои немногочисленные вещи и отправилась на север. Приехав из Флориды, я снова остановилась у Джерол и Тома и жила у них, пока не обставила свою квартиру. Переезд в эту квартиру причинил мне больше боли, чем отъезд из дома на учебу в колледж. Джерол стала для меня надежной опорой, и покинуть ее оказалось очень тяжело. Но я знала, что мне нужно привыкнуть к одинокой жизни.

В середине февраля 1973 года Северный Вьетнам освободил американских военнопленных. Я не отходила от телевизора и плакала, глядя, как каждый из них с трудом спускается по трапу самолета. Меня удивило, что я столь эмоционально отреагировала на эту новость. Я все думала: “Почему они вернулись, а Джон нет?” Затем зазвонил телефон. Моя свекровь Люси плакала в трубку, говоря, как ей грустно. Я не сказала ей, что и сама в глубокой печали. Я просто постаралась ее утешить.

Я никогда не понимала, почему у меня не получается показать ей свои чувства. Я позволяла ей быть в центре внимания и думать, что страдает она одна. До гибели Джона у нас с ней были сложные отношения. Теперь, когда его не стало, я не знала, как ей отвечать. Я хорошо помню, как в ту долгую неделю, пока мы ждали похорон, она сказала, что я могу найти нового мужа, а она потеряла сына навсегда. Я пришла в ярость от этих слов. Мне хотелось сказать, что она понятия не имеет, что такое лишиться мужа, особенно в возрасте двадцати семи лет. Ей было пятьдесят, и она многое повидала в жизни, но мы с Джоном только начинали свой путь. Но теперь все это осталось в прошлом. Я ничего ей не ответила и ни разу не показала, как она обидела меня и какой эгоистичной она была в своем горе. Она ни разу не позволила мне подступиться к ее печали.