Марта Петерсон - Вдова-шпионка. Как работа в ЦРУ привела меня из джунглей Лаоса в московскую тюрьму

Накануне запланированной даты доставки Тригон поставил машину на “Парковке”. Увидев этот сигнал, мы обрадовались, что в его жизни ничего не изменилось. Мне не терпелось следующим вечером осуществить закладку пакета на объекте “Лес”. Теперь я была самой опытной в таких операциях и научилась работать на улице и вести себя естественно, не совершая никаких подозрительных действий. Но стоило мне подумать, что и в этот раз все пойдет по накатанной, как случилось нечто неожиданное.

Я шагала по загруженному Кутузовскому проспекту к мемориальному парку Победы на Староможайском шоссе в восточной части Москвы [3] Здесь автор ошибается: Староможайское шоссе находится в западной части Москвы. . Осенью темнело раньше, что играло мне на руку, но при этом вечера были холодными и влажными. Я волновалась не меньше, чем при прошлых доставках пакетов Тригону, которыми занималась на протяжении последних девяти месяцев. Внутри у меня все бурлило.

Подходя к тротуару, я увидела машину, которая повернула в мою сторону с односторонней дороги, идущей через парк. По собственному опыту я знала, что в этот поздний час машин в парке почти не бывает, а потому сразу насторожилась. Перебирая в голове возможные варианты, я подумала, что для меня вполне могли устроить засаду. Если агента арестовали, теперь офицеры КГБ ожидали, когда я попаду в ловушку, оставив пакет в условленном месте. Это был разведывательный автомобиль, который искал именно меня.

Уняв панику и успокоив скачущие мысли, я не стала смотреть на приближающуюся машину. Она не замедляла ход, и это был хороший знак. Я слышала, что раньше во время арестов офицеры КГБ выпрыгивали из тормозящей машины и хватали офицера ЦРУ. Фары этой машины не горели, но в Москве в этом не было ничего удивительного, потому что при движении обычно использовались только габаритные огни. Такая практика сохранилась со времен Второй мировой войны, когда русские специально затемняли улицы, чтобы немецкие самолеты не могли найти границы города.

Машина была черной “Волгой” — такой же, как у Тригона. Я бросила взгляд на передний номер и увидела на белом фоне черные буквы “МКГ”, но цифры разглядеть не смогла. Номер показался мне знакомым. Неужели это был Тригон? Я мельком глянула на пассажирское сиденье — там сидела блондинка, волосы которой были собраны в конский хвост. В полумраке мне было сложно рассмотреть водителя, но за рулем точно сидел темноволосый мужчина. Когда машина обогнала меня, я увидела задний номер. Это был Тригон. Сердце вдвое быстрее забилось у меня в груди от внезапного прилива адреналина.

Ему еще не полагалось быть здесь, и уж точно не с какой-то женщиной в машине. Он приехал на час раньше. Мы велели ему четко следовать инструкциям и приезжать вовремя: ни раньше, ни позже. Само собой, мы даже не подумали сказать ему, чтобы он приезжал один. Это было совершенно очевидно.

Габаритные огни подсказали мне, что машина повернула налево, на широкое Можайское шоссе. Я пересекла улицу и пошла по темной тропинке, которая тянулась по парку меж деревьев и кустов, невидимая с тротуара. Я все пыталась понять, почему Тригон приехал раньше. Я шагала по парку, как будто не случилось ничего необычного, но не знала, что и думать. Передо мной встала дилемма. И даже не одна.

Мне нужно было облегчиться, и с этим я ничего не могла поделать. Я отошла в сторонку, чтобы найти укромное местечко, и, пригнувшись, нырнула под низкие ветки, которые так и норовили выколоть мне глаз. На всякий случай я всегда носила в кармане небольшой рулончик туалетной бумаги. Было сложно представить, что приличная, образованная американка присаживается пописать в московском парке, и поэтому, когда коллега-оперативник спросил меня, уверена ли я, что за мной не следили, я едва сумела сдержать смех.

Почувствовав себя лучше, я вернулась к мыслям о Тригоне. Зачем он привез с собой женщину и как это влияло на мой план осуществить закладку этим вечером? Я вдруг поняла, что мне платят большие деньги, чтобы я принимала как раз такие решения. Впрочем, это было далеко от правды: в московском офисе по рангу я была ниже всех оперативников и получала, соответственно, меньше всех.

Мне нужно было подумать. Должно быть, Тригон привез ее, чтобы у него появился повод прогуляться по парку осенним вечером. Но какой в этом смысл? Он не мог объяснить ей, зачем поднимает с земли полено, хотя оно и казалось совершенно реалистичным. Он жил в квартире, где не было камина, а потому полено ему было ни к чему. Как и раньше, Нил запечатал его, аккуратно приклеив на стыки фрагменты коры и комки земли, чтобы полено не отличалось от настоящего.

Если Тригон собирался оставить Хвостатую, как я ее прозвала, в машине, я понятия не имела, как он планировал объяснить ей, зачем так поздно уходит с портфелем в парк. Может, он сказал ей, куда направляется, когда она заподозрила, что что-то неладно, и задала ему прямой вопрос? Хуже всего, если ее подослали из КГБ, чтобы она закрутила с Тригоном роман и выяснила, не шпионит ли он в интересах иностранного правительства. Тригон был тем еще дамским угодником.

Я должна была решить, передавать ли ему пакет. В нем были материалы, без которых операция не могла продолжаться, включая график будущих обменов. Тригон ничего не получал с июня, когда вернул свою миниатюрную камеру и пленки с фотографиями засекреченных документов. Новую миниатюрную камеру, снова спрятанную в чернильной ручке, было очень легко положить в карман у всех на виду. Но я не могла оставить ручку с ядом лежать на улице, чтобы ее подобрал случайный человек, если Тригон не придет за пакетом.

Добравшись до места закладки возле основания фонарного столба у дороги, пересекающей парк, я остановилась и прислушалась. Ничто не нарушало тишину. Я сунула руку за пазуху и вытащила полено, которое лежало у меня за поясом. Как и в прошлый раз, я позволила ему соскользнуть на землю по ноге. С тихим стуком оно легло у столба. Мне показалось, что этот фонарь светит ярче всех фонарей Москвы, но я списала это ощущение на проделки воображения, подстегиваемого адреналином. Пакет лежал в тени, по другую сторону от дороги, и не привлекал к себе внимания.

Я задумалась, что делать дальше. На совещаниях мы ни разу не обсуждали, как быть, если Тригон появится на месте не один. Мне нужно было принять решение, основываясь на собственном опыте и оперативном инстинкте.

Когда я проходила курс внутренней оперативной подготовки, Берни и Рой постоянно подчеркивали, что самый верный способ избежать обнаружения — не останавливаться после закладки тайника. Уходя от места закладки, можно было увести с собой и группу наружного наблюдения. Меня учили не стоять на месте, не оборачиваться и не копаться в сумочке после доставки пакета. Нельзя было ничем привлекать к себе внимание слежки. Но за мной никто не следил. Я была в парке одна.