Зинаида Главан - Слово о сыновьях

Врываясь вместе с полицейскими в дом, Подтынный почти не разговаривал с теми, кого хотел арестовать, он набрасывался на свою жертву, избивал до потери сознания. Его услужливые подручные связывали юношу или девушку и бросали в сани. Часто тем, кого задерживал Подтынный, даже не давали одеться. Тоня Иванихина была схвачена в одной сорочке, и всю ночь в открытых санях ее возили по городу.

В ту незабываемую трагическую ночь был взят и наш дорогой, незабвенный Боря. А до этого Подтынный успел побывать уже во многих домах, арестовать, по доносу Почепцова, членов «Молодой гвардии»: Анатолия Попова, Сашу Бондареву, Майю Пегливанову, Демьяна Фомина… В первую ночь было арестовано восемнадцать юных подпольщиков. Вскоре застенки городской полиции были забиты до отказа краснодонскими комсомольцами.

И тут начались самые тяжкие испытания, которые им пришлось пережить. Фашистские палачи, желая выведать тайну подпольной организации, применяли самые жестокие, самые зверские пытки и издевательства, перед которыми меркнет даже средневековая инквизиция. Побои и надругательства преследовали молодогвардейцев всюду: в камерах и даже когда они проходили по коридорам. Кабинет начальника городской полиции Соликовского стал главным местом истязаний арестованных. Его стены были забрызганы кровью, на мебели и на полу краснели кровавые разводы.

Волосы становятся дыбом, когда читаешь судебные протоколы, где записаны показания фашистских палачей о нечеловеческих мучениях, которым подвергались молодогвардейцы на допросах. Вот несколько выдержек из них:

«Я охранял арестованных комсомольцев в камерах. Они возвращались от следователя с опухшими от избиения лицами, в кровоподтеках и синяках. Еле державшихся на ногах, их волокли с допросов и втаскивали в камеры. Я отказывал избитым комсомольцам даже в воде, когда они с пересохшими ртами подходили к дверям камер, прося дать им возможность утолить жажду…»

«На допросах мы жестоко избивали комсомольцев плетьми и обрывками телеграфного кабеля. Наряду с этим, чтобы заставить говорить молодогвардейцев, мы подвешивали их за шею к скобе оконной рамы в кабинете Соликовского, инсценируя казнь через повешение. Так были допрошены Мошков, Лукашев, Попов, Жуков и восемь девушек, фамилий их не помню…»

А вот что показал В. Подтынный:

«Работая в должности заместителя начальника городской полиции, я часто заходил в кабинет Соликовского и видел, как он и следователь подвергали допросам арестованных молодогвардейцев, причем жестоко избивали их плетьми, резиновым шлангом, проволокой…».

Показания Подтынного и материалы судебного следствия по его делу важны еще тем, что они устами врага свидетельствуют о геройстве, бесстрашии молодогвардейцев, об их несгибаемом мужестве и железной воле, которые они проявили в трудные часы испытаний.

Подтынному, этому усердному фашистскому наймиту, пришлось столкнуться с железным упорством молодогвардейцев. Он допрашивал многих из них, в частности Сережу Тюленина, одного из самых мужественных и бесстрашных героев «Молодой гвардии».

На один из допросов Тюленина вызвали его мать, Александру Васильевну, от нее и стало известно о тех жестокостях, бесчеловечных мучениях, которым подвергал Подтынный Сережу.

В кабинете Соликовского, где происходили пытки, на столе всегда стояла бутылка с водкой. Перед началом допроса Подтынный выпивал для храбрости большую дозу водки и лишь затем приступал к своим обязанностям. Он набрасывался на свою жертву, бил наотмашь по лицу, по голове, старался сбить с ног и злобно спрашивал:

— Будешь говорить?

— Нет, гадина, слова от меня не услышишь, — с ненавистью отвечал Сергей.

Тогда Подтынный с ожесточением избивал его плетью. На худеньком теле Сережи, едва покрытом лохмотьями изорванной рубахи, вздувались кровавые рубцы. Но он, стиснув зубы и до крови закусив губы, молчал. Свистела плеть, и бесчисленные удары сыпались на отважного юношу. Но Сережа, по-прежнему молчал.

Надеясь сломить его упорство, начальник полиции Соликовский, присутствовавший на допросе, приказал полицаям:

— Позовите мать.

В кабинет ввели Александру Васильевну Тюленину. Увидев окровавленного сына, она содрогнулась от ужаса.

— Ну вот, полюбуйся на своего щенка, — издевательски обратился к ней Подтынный. — Молчит. Может, ты заставишь его говорить?

Один из полицаев грубо толкнул Тюленину, другой замахнулся на нее плетью.

— Сволочи! — гневно бросил Сережа палачам, порываясь к матери.

Сильным ударом его опрокинули на пол, и снова засвистела в воздухе плеть.

— Сволочи! — шептал Сергей, сжимаясь в комок под ударами.

Пораженная видом изуродованного сына, ошеломленная страшной картиной пыток, Александра Васильевна, поддаваясь минутной слабости, вдруг рухнула на колени перед Подтынным.

— Отпустите его, моего родного, — просила она, совершенно обезумев от горя.

Но тут с пола раздался властный голос Сережи:

— Мама, не смей!!

Словно подхлестнутая, она встала на ноги, перекрестилась и ненавидящими глазами уставилась на истязателей ее сына.

Сережа, довольный, что мать поняла его, обрадованно улыбнулся. И с этой улыбкой он перенес все муки в тот день. Как ни ухищрялись озверевшие гитлеровцы, применяя к Сергею самые чудовищные пытки, — жгли раскаленным железом, загоняли под ногти длинные толстые иглы, подвешивали ногами к потолку — ничто не могло сломить волю героя.

После двухчасовой пытки Подтынный спросил Сережу:

— Будешь говорить?

— Нет!

Уже в коридоре, после того как его полуживого вынесли из кабинета, он потерял сознание.

Удивительную стойкость проявила хрупкая с виду девушка, пожалуй, самая юная среди молодгвардейцев, Тоня Иванихина. До вступления в «Молодую гвардию» она была на фронте медсестрой. Из романа А. Фадеева «Молодая гвардия» известно ее признание подругам: «Я очень боюсь мучений. Я, конечно, умру, но ничего не скажу, а только я очень боюсь…»

Фашисты узнали об этой Тониной слабости и вызвали ее на допрос последней. К тому времени весь кабинет Соликовского был залит кровью, одежда и руки истязателей также были в крови. Палачи надеялись запугать Тоню и таким образом получить от нее нужные признания.

Однако их старания были напрасны. Мужественная подпольщица, совсем еще девочка по возрасту, стоически переступала через лужи крови и, встав перед столом, за которым сидели палачи, устремляла на них взгляд, полный ненависти и презрения. Гитлеровцам был не по нутру этот ненавидящий взгляд, и они сильно избивали Тоню. Но ни побои, ни пытки не могли нарушить святого молчания гордой комсомолки.

Однажды озверевший фашист ударом кованого сапога сломал Тоне три ребра. Она лишилась сознания. Но когда пришла в себя, фашисты увидели тот же устремленный на них враждебный, презирающий взгляд. Не выдержав этого взгляда, один из эсэсовцев, посланный из окружной полиции для усиления пыток, схватил раскаленный прут и дважды ткнул им Тоне в глаза.