Максим Баженов - Мой учитель Филби

С тех пор как Гордиевский стал продвигаться в гору по службе в резидентуре, я не помню, чтобы он злился или раздражался. За одним-единственным исключением, которое касалось Юры Кубасова, прибывшего в Лондон в 1983 году. Поведение озорного и шалопутного молодого разведчика под прикрытием корреспондента «Комсомолки» доводило Олега до бешенства, причины которого мы поняли только после финальной развязки.

Судите сами. Кубасов доложил Гордиевскому план встречи с оперативной разработкой, предстоящей через несколько дней. Мол, проверочный маршрут такой-то, встречаемся в таком-то ресторане. Олег кивнул и сообщил об этом своим английским кураторам, которые, в свою очередь, организовали необходимый контроль за этой встречей.

По возвращении в резидентуру Кубасов заявил:

– Знаешь, Олег, мы с Джоном передумали идти в тот китайский ресторанчик и пошли в итальянский за углом.

Подобные эскапады случались достаточно часто. Они, естественно, ставили Горд невского в неловкое положение перед англичанами. Мол, что же ты нас дезинформируешь, тратишь зазря наши ресурсы!

Олег выходил из себя и гневно кричал:

– Юра, ну нельзя же так нарушать правила конспирации. А если бы с тобой что произошло, повязали бы тебя англичане на встрече, где бы мы тебя искали?!

Вот каким заботливым начальником был Олег Антонович Гордиевский.

Апофеозом его разведывательной карьеры, причем как с советской стороны, так и с английской, явились подготовка и проведение визита в Англию М.С. Горбачева, бывшего тогда «наследным принцем» советского руководства. Он прибыл в Англию в середине декабря 1984 года.

После этой встречи с будущим генсеком ЦК КПСС Маргарет Тэтчер произнесла слова, облетевшие весь мир: «Мне он нравится. Мы сможем работать вместе».

Гордиевский пишет в своих воспоминаниях, что успех этой встречи на высшем уровне, во многом проложившей путь к взаимопониманию между Горбачевым и Западом, обеспечили СИС, он лично, информационный работник резидентуры по имени Шатов и автор этих строк.

Мне до сих пор не по себе от этого утверждения. Однако надо признать, что мы действительно работали засучив рукава. Я писал для советской делегации углубленные меморандумы о принципиально важных аспектах британской политики и подробнейшие характеристики на всех участников переговоров с английской стороны. Гордиевский все это передавал резиденту Никитенко для доклада лично Горбачеву. Сам же он, по всей вероятности, писал такие же основательные документы о советских гостях, которые английские спецслужбы докладывали Тэтчер.

В общем, поработали мы на славу. Правительственную награду, правда, как это обычно бывает, получил резидент Никитенко. Но ни у кого в центре после этого успешного визита не осталось сомнений в том, что после окончания командировки Никитенко резидентом вместо него будет назначен Олег.

Что касается меня, то когда весной 1985 года я пожаловался на усталость от почти пятилетней командировки и попросился домой, Гордиевский твердо проговорил:

– И думать перестань! Скоро ты станешь вместо меня замом по политической разведке и поработаешь как миленький еще года два, не меньше.

В те времена Олег пребывал в каком-то благостном состоянии.

Спокойный, веселый, как будто с небес его кто-то поглаживал. Случился с ним, правда, один казус, который мы, его коллеги по резидентуре, до сих пор не можем объяснить. Его редкая, седеющая шевелюра вдруг приобрела желто-рыжий цвет. Неужели появилась юная любовница?

Или, не дай бог, без пяти минут резидент КГБ в Лондоне неожиданно поголубел?

Поначалу Олег на наши недоуменные вопросы отвечал с извиняющимся видом. Я, мол, по ошибке вместо шампуня вылил на голову красящее средство жены, хотя Лейлу с волосами такого цвета никто никогда не видел. Когда же ошибки с шампунем приняли регулярный характер, мы вовсе перестали спрашивать, уважали право каждого человека на свои собственные странности.

В начале мая мы попрощались с Никитенко, и в кабинет резидента вселился Олег. Светило весеннее солнышко, всем было хорошо.

Особенно Гордиевскому, который вот-вот должен был получить коды от заветного резидентского портфеля, святая святых всех без исключения секретных операций резидентуры.

Где-то в середине мая, в обеденное время, ехал я на машине мимо небольшого скверика, расположенного рядом с домом советских дипломатов, где жил Гордиевский.

Вдруг наперерез машине бросился он сам и взволнованно выкрикнул в открытое окошко:

– Меня вызывают в Москву. Заходи после обеденного перерыва, поговорим.

Я так и сделал, зашел в кабинет резидента. Олег нервно ходил взад-вперед по помещению.

– Вызывают меня по убедительной причине, для окончательного утверждения у высшего руководства КГБ, но как-то все странно, неожиданно. В личных письмах никто не предупреждал. Вроде бы все уже было утрясено. Но делать нечего, поеду на несколько деньков, на месте разберусь, – проговорил он и добавил: – А тебя покамест назначаю исполняющим обязанности моего зама по ПР. Сидите тут на попе ровно и ничего не делайте до моего возвращения.

С этим наш дорогой начальник и отбыл. Больше мы не виделись.

Как только он пересек советскую границу, сразу же под каким-то предлогом была отправлена в Москву его жена Лейла, которую мы называли Лилей, и две симпатичные дочки дошкольного возраста.

Лейла сразу поняла, что это конец их командировки. Говорят, еще собирая в дорогу Олега, она громко, во всеуслышание причитала на эту тему.

Дальше начался кромешный ад. Из центра поступали категорические письма с приказами прекратить все операции, законсервировать агентуру.

«Ну с таким-то в порядке исключения разрешите, давно важная встреча назначена», – просили мы.

Ответом на это был грубый окрик:

«Вам русским языком сказано, что никаких исключений, всем замереть!»

Мы писали личные письма корешам в родном отделе, но даже надежнейший, ближайший друг Кобахидзе отвечал так:

«Макс, ничего не спрашивай, сами не понимаем, что происходит.

Гордиевский ходит из одною начальственного кабинета в другой, в кармане рулон туалетной бумаги, которой он постоянно отирает пот с лица».

В следующем письме:

«Олег попросил меня достать путевку в наш санаторий в Семеновском.

Ты не представляешь, чего мне это стоило в самый разгар сезона, но я все-таки достал!»

В конце июля центр разрешил мне выехать в запланированный отпуск в Союз. В порту Тилбури, при погрузке на советский теплоход, мои документы подозрительно долго и тщательно изучали английские пограничники.

В Москве мне опять ничего не рассказывали, хотя там уже прошел слух, что Гордиевский куда-то исчез. Дескать, ты, Макс, кажется, просил путевку в Кобулети на Черном море? На, держи и поезжай отдыхать, потом все узнаешь.