Леонид Рейзер - Планида Сергея Капустина

Обычно на летнем сборе хоккейной команды впору было вывешивать у входа на территорию базы, где размещались спортс мены, транспарант на всю ширину въездных ворот – «Посторонним вход воспрещен». Ну прямо как в комедийном советском фильме с Евгением Евстигнеевым в главной роли, где действие происходит в советском пионерском лагере…

Однако главные тренеры, не лишенные «свободомыслия» и благодаря этому способные отходить от принятых стандартов и сплошных запретов, иной раз проявляли инициативу. Единицы таких было. Они позволяли некоторым хоккеистам брать с собой жен и детей на июльский сбор, идя навстречу только тем, кого считали лидерами коллектива, которые в сезоне будут тащить команду за собой. Разумеется, поселяли любимых жен и очаровательных детишек отдельно, где-нибудь поблизости от спортивной базы.

Кулагин, приняв «Спартак», сразу позволил ближайшей родне не разлучаться с главами семейств и в июле. Борис Павлович отличался педагогическим даром, даром психолога. Сознавал, что спортсмены в сезоне отблагодарят его за такую поблажку. Да и в эмоциональном плане вкалывать на крымском солнцепеке полегче будет, когда рядом жена с ребенком.

Сергей Капустин стоял первым в списке тех немногих, кому разрешили не расставаться в июле с близкими.

Татьяна Капустина:

«Летом 80-го после жуткой нервотрепки с уходом из ЦСКА мы наконец-то уехали со «Спартаком» в Алушту на предсезонный сбор. Женам разрешили находиться там, только в другом корпусе. Мы занимали комнату с женой Бори Александрова. Рядом жила жена Вити Шалимова, еще кто-то…

Все было замечательно. Сереженька наш купался, загорал, играл. Ловкий и непоседливый, он в любые игры играл с задором.»

Виктор Шалимов:

«Сынишка Серегин был ровесником моей дочки. Они постоянно бегали поблизости, пока мы тренировались. Бегали по стадиону, по дорожкам, если они свободны были».

Александр Волошин:

«Сережка, тот пацанчик был просто обалденный! Красивый. Белобрысый. Глазастенький. Шустрый. С папанькой в хоккей дома гонял. Как загляну к ним в гости, так Сережка носится по квартире.

Серега в нем души не чаял!»

Учебно-тренировочный сбор приближался к завершению.

Татьяна Капустина:

«…Накануне вечером Сереженька долго и весело возился с баскетбольным мячом, пытаясь забросить его в кольцо; мяч-то большой и тяжелый для него, но он так азартно кидал его вверх…

А наутро почувствовал какую-то слабость. Симптомов простуды не было. Появилась температура.

Позвали врача команды.

Но он же со взрослыми спортс менами работал, а тут такое вышло, что не всякий педиатр разобрался бы».

Игорь Капустин:

«Ну там все можно было предотвратить… Там, в Алуште, врач команды не от того лечил… Диагноз совершенно другой поставил… Ошибочный, на хрен…»

Виктор Шалимов:

«Мы ночью спим. Прибегает жена Бори Александрова: «Сереженьке Капустину плохо!» Ну мы все всполошились, старались чем-то помочь…»

Татьяна Капустина:

«Ночью, где-то после трех часов, Сергушеньке нашему стало плохо. Мужа сразу не стала будить, назавтра тяжелую тренировку запланировали… Но когда увидела, что ребенку хуже и хуже, разбудила его. Мы подняли тревогу и вызвали «скорую». Ну как вызвали – бегали к будке телефона-автомата и названивали туда, а нам отвечали, мол, машин пока нет свободных. Сережа взял ребенка на руки, и мы помчались к шоссе. А машин нет, ночь же. Остановили мусоровоз, довез до станции «скорой помощи». Мы видим – стоят себе их машины, а нам отвечали, что нет свободных… Зашли. Врач вообще спал. Ну забегали они, ребенка забрали. Мы на улице стоим, ждем. Вдруг приезжает откуда-то «скорая». Выносят Сергуньку, а у него губы уже синие. Врач, тот, что приехал, спрашивает этих местных:

– Вы ему сделали сердечный укол?

– Мы не нашли вену.

А давление у ребенка уже на нуле было. Потому и вену не нашли. В таком случае укол делают в височную область.

Увезли в больницу.

Мы на улице.

Никто не выходит.

Ждем.

Никто не выходит.

Я не выдерживаю и захожу в помещение.

– Ребенка привезли на «скорой» – что с ним?

– Садитесь, садитесь, пожалуйста. Сейчас главврач к вам выйдет.

– …Ваш сын умер. Мы сделали все, что могли. Три раза сердце запускали. На третий раз сердце не выдержало…

У Сергушеньки отек легких наступил. Пневмония в запоздалой форме. И когда в больнице пытались спасти его, сердце не выдержало.

Если б тот укол в височную область вовремя сделали, остался бы жить Сергушенька…

Мы потеряли нашего первенца.

Я была беременна Денисом».

Игорь Капустин:

«Скорую» Серега вообще не дождался. Они, вот же уроды, все отвечали по телефону: «Нет машин. Будет машина – приедем…»

Серега ребенка на руки взял и побежал в больницу.

Надеялся поймать попутку хоть какую. А ночь же, машин ночью-то нет.

Короче – Серега когда в поликлинику вбежал, эти долбаные водители «скорой» пьяные на кушетке спят, а машины стоят во дворе…

Врач-реаниматолог – тот, кто единственный бился за жизнь ребенка, позвонил в ту больницу и указал: «Срочно сделайте ребенку укол в венку!» А такой укол на лбу у детей делается, чтобы сердце выдержало.

Короче – врач-реаниматолог приехал, два раза очистил легкие, а у Сережки было двустороннее мелкоочаговое воспаление легких. Легкие после тех двух уколов очистили, и на третий раз, когда укол сделали, сердце не выдержало. Все.

Короче – врачи, коновалы эти чертовы, погубили ребенка».

Татьяна Капустина:

«Потом сотрудник алуштинской станции «скорой» неуклюже оправдывался:

– А что же вы по телефону не сказали, что это сын Капустина?

– А какая разница, чей сын? – только и смогла я ответить…

…Мелкоочаговая пневмония. Вирус какой-то, наверное, это был. И – отек легких.

Наш Сереженька в один день с Высоцким ушел.

25 июля 1980-го.

Когда показывают хронику с олимпийским Мишкой, улетающим из Лужников в небо, у меня перед глазами Сереженька…

Сергушенька у меня всегда перед глазами.

У Сергея Сереженька тоже был всегда перед глазами».

Единственное недолгое время, когда это кошмарное видение отступало, будто ненадежно прячась, сдвигаясь в сторону от фокуса зрения, было минутами хоккея. Не тренировка даже и даже не раскатка, а только сам матч, сами секунды и минуты, во время которых он находился на льду в хоккейном вихре скоростей, смены декораций и смены действующих лиц. Очень уж большой отдачи энергии и эмоций, интеллекта и воли требовала от него игра, благодаря чему наступало временное рубцевание незаживавшей раны, полученной в июле 80-го в Алуште. Звучал финальный свисток арбитра, и рубцы от раны, которые вроде бы затянулись на время его рывков и пасов, его силовых приемов и голов, снова лопались, рвались и обнажались. Кровоточили… Саднили…