Ольга Лодыженская - Ровесницы трудного века: Страницы семейной хроники

Затея была типично Верина, и я, конечно, согласилась, хотя и предлагала прийти ко мне домой.

– Обязательно приду, – отвечала Вера, – и ты ко мне приедешь, еще не знаю куда, но это потом, а сейчас неплохо будет там встретиться.

И вот мы сидим в институтском саду. Он совершенно такой же, как был, в эти годы ничего не перестраивали. Каре окружающих зданий такое же. Конечно, пообветшало все, ремонта тоже не делали. Скамейку нашли с трудом, как раз на площадке, на которой мы играли в казаки-разбойники. Сначала мы расспрашивали друг друга, перекидываясь с одной темы на другую. И сказать, и узнать хотелось много. Вера тоже хлебнула лиха, Саша был в армии. Иногда вдруг замолкали под наплывом воспоминаний. В один из таких моментов я взглянула на окна нашего класса на втором этаже. Одно окно распахнуто. На подоконнике стояла женщина, замотанная платком, и мыла стекла. Я вдруг почувствовала себя девчонкой, сидящей с Верой на скамейке в саду, и мгновенно и целиком перенеслась в то время и в те ощущения.

– Вера, – сказала я, – смотри, уж все ушли, нянечка увидит нас и насплетничает классухе.

Другая бы, конечно, не поняла меня, но рядом была Вера, а Вера все понимала, и она ответила:

– Здесь так хорошо! Как не хочется уходить в класс. Смотри, уж на кустах скоро распустятся листочки.

Почки, действительно, набухли. Местами лужи подсохли, а местами бежали ручейки. В воздухе пахло свежестью, сырой землей и чем-то еще, волнующим и непонятным. Но овладеть временем и перестроить его надолго нельзя, и я вдруг сказала:

– Нет, Вера, я не хочу опять стать институткой, я хочу быть тем, кто я есть.

– Я тоже. Без Светланки и Саши я не могу.

Николай Владимирович, видно, очень любил свою племянницу, так как стал относиться ко мне еще лучше. Однажды он попросил меня перемениться с ним дежурством. Он пришел к четырем часам какой-то странный.

– Опять что-то случилось? – спросила я.

– Случилось уже давно, – и, воспользовавшись тем, что в библиотеке никого не было, рассказал. Оказывается, он давно заметил, что в отношениях старшего сына Всеволода с женой неладно. Сын увлекается своей партнершей по сцене, одной молодой и очень интересной актрисой. – А только сейчас я был свидетелем одной сцены, которая меня очень огорчила. Еду я на работу в трамвае. Около Манежа трамвай задержался. Вдруг чувствую среди пассажиров какое-то движение, все бросаются к окнам. Я как раз сидел у окна, повернул голову и вижу: из распахнутых ворот Манежа выезжает целая кавалькада, все верхом. «Это артисты», – слышу я. Действительно, вижу партнершу Всеволода. Красивая, молодая, на лошади держится великолепно, прямо Диана. И вдруг знакомый возглас: «Папа!» За ней следом Всеволод. Он увидел меня, проезжая мимо открытого окна трамвая, и помахал мне рукой. Он тоже красив, и высок, и строен. В общем, картина была живописная, а мне стало грустно.

«Какой же хороший человек Николай Владимирович!» – думала я.

В дальнейшем я узнала, что его Всевчик разошелся с женой, поселился в другом месте, а бывшая жена продолжала жить у Аксеновых.

Итак, Вера опять вошла в мою жизнь. Она приходила к нам. Как только они устроились за городом, я ездила туда. Вера приводила с собой Светлану. Девочка была больше похожа на отца. Но глаза Верины, только у Веры они задумчивые, а у Светланы живые и с жадным интересом смотрящие на окружающий мир. Помню, мы угощали ее нашими любимыми конфетами, клюква в сахаре. Увидев их, Светлана обрадовалась.

– Смотри, мама, белые шарики, а ты говорила, что без снега их не бывает. Сейчас снега нет, а тетя их купила, почему?

– А почему их без снега не бывает? – вопросом на вопрос ответила я.

Светлана посмотрела на меня удивленно.

– А разве ты не знаешь, что гномики катают по белому снегу красные ягодки и делают эти шарики?

– Чувствуется Верино воспитание! – засмеялась Таша.

Вера стала другом и Таши, и Александра Семеновича. Вскоре она пыталась поступить на работу, но безработица была еще в силе, существовала и биржа труда. Вере помогли знакомые устроиться агентом по распространению периодической печати. Туда брали без биржи труда, так как требовалась довольно крупная сумма вклада и еще нужно было предоставить два поручительства от людей с хорошим заработком, чтобы они могли компенсировать своими средствами случившуюся недостачу денег. Александр Семенович, зная Веру очень мало, сам предложил ей дать такое поручительство. Вера всю жизнь помнила об этом его поступке.

Николай Владимирович Аксенов вскоре ушел с рабфака, поступил в библиотеку поближе к дому. С транспортом тогда было очень трудно. И автобусы, и троллейбусы появились значительно позднее, один многострадальный трамвай выручал. Недолгое время мы проработали с Мацкевич вдвоем, она по-прежнему совмещала работу и уделяла нашей библиотеке очень мало время. Ко мне она уже относилась очень хорошо, жаловалась, что Бартенев придирается к ней, и в конце концов не выдержала и подала заявление об уходе. У меня появился новый заведующий, по профессии педагог-естественник, Шлыков Павел Никитич. Он тоже совмещал свою работу с преподаванием и тоже бывал не более трех часов в день, но какая разница с Мацкевич! Он за три часа делал так много, что другому за рабочий день столько не сделать. Он не бегал по начальству, ничего не согласовывал и не увязывал. Кроме комплектования, он взял на себя классификацию книг. Эту работу я любила больше всего, я отдыхала за ней от сплошной библиотечной техники. Шлыков это заметил и постепенно уступил мне классификацию, консультируя и помогая.

На вечернее дежурство появилась у меня помощница. Выдача книг у нас была большая, заниматься классификацией я могла, только задерживаясь по вечерам. Но это было мне интересно, и я задерживалась. Тот год, что я проработала с Шлыковым, дал мне очень много. Занятия с ним были моим библиотечным вузом. Многие из сотрудников удивлялись: «Надо вам на чужой карман работать!»

Особенно соблазняла меня моя подружка из канцелярии, хорошенькая блондинка Нина Захарова. Она часто звала меня куда-нибудь, то в кино, то в театр. Но я держалась стойко и не упускала случая образовываться. Однажды Нина прибежала ко мне взволнованная: «Лелька, твой Шлыков-то оказался какой благородный. Он выхлопотал разрешение обменяться с тобой ставками зарплаты: ты будешь получать его, а он твою». Итак, за свою старательность я сразу получила две награды – и знания, и деньги.

У Таши опять появилось пианино. Это был свадебный подарок Александра Семеновича. Зная Ташину любовь к музыке, он мечтал приобрести пианино. Но достать его было трудно, и стоило оно в Москве очень дорого. Опять выручила мама. Она съездила в Можайск узнать, не продает ли кто из бывших помещиков остатки былой роскоши. И нашла. Второй раз они поехали в Можайск уже вдвоем с Ташей и привезли очень хорошее пианино. Так, по крайней мере, говорил опытный настройщик, живущий под нами, в подвале. Он же и настроил это пианино, и по просьбе Александра Семеновича нашел Та-ше преподавательницу музыки. По случайному совпадению ею оказалась бывшая институтская учительница. Но Таша училась не у нее. Имя и фамилия этой учительницы были исторические. Ее звали Александра Невская. Она нашла у Таши большие способности и удивлялась, что она не слышала ничего о ней в институте.