Юрий Поляков - Селфи с музой. Рассказы о писательстве

Открою тайну: оба вопрошающих избирателя – мои добрые знакомые. С Натальей Владимирцевой мы дружили со студенчества до самой её трагической гибели: она свела счёты с жизнью. А капитан первого ранга Зырянов был моим соседом по лестничной площадке. Он тоже уже умер. Недавно его сын Костя, ставший банкиром, заезжал ко мне в Переделкино, чтобы рассказать о своей бурной личной жизни. Так что никаких «мёртвых душ» в нашем избирательном процессе не водилось, всё по-честному. Таких прямых линий, статей и интервью я опубликовал за месяц не менее двух десятков, причём не только в местной, но и в центральной прессе, чем мои соперники похвастать не могли. В дебатах на местном телевидении я тоже одерживал верх, имея немалый эфирный опыт. Кроме того, я ежедневно по нескольку раз встречался с избирателями на предприятиях, в вузах, НИИ, воинских частях, больницах, управах, библиотеках, «красных уголках»…

По самым скромным подсчётам, я провёл больше сотни встреч и домой приползал похожим на лимон, выжатый кузнечным прессом. Люди принимали меня хорошо, узнавали, слушали, расспрашивали о творческих планах, верили моим обещаниям, давали наказы. Кое-где высказывали сожаление, что я баллотируюсь не от коммунистов. Исключение составляли коллективы, где руководство симпатизировало «Яблоку» Явлинского, а значит, и Гаванской. В одной больнице меня ожидал довольно холодный приём и ехидный вопрос главного врача, почему я состою в реакционном Союзе писателей России, а не в прогрессивном «Апреле»? Я, как мог, ответил… Потом ко мне потихоньку подошла докторша – я узнал в ней молодую жену моего приятеля-уролога:

– Юр, привет! А Лев Соломонович сказал, у нас сегодня черносотенец в гостях будет. Разве ты черносотенец?

– Вроде бы нет…

Кстати, черносотенцы (члены Союза русского народа) в начале XX века представляли собой самое массовое политическое движение. Они активно боролись с надвигавшейся на Российскую империю смутой, но проиграли, преданные царём, и были почти поголовно истреблены большевиками после революции, так как в отличие от эсеров, кадетов, меньшевиков, октябристов и прочих в эмиграцию не уехали, не мыслили себя без России. Лидер черносотенцев детский доктор Дубровин был без суда расстрелян в 1919 году в Петрограде. Впрочем, знаменитого исторического живописца Виктора Васнецова и поэта Михаила Кузмина, тоже состоявших в Союзе русского народа, не тронули. Сыновей Дубровина тоже, кстати, не покарали. Они сделали при советской власти блестящую карьеру, кажется, военную. Но вот что интересно: наши либералы, считая Октябрьский переворот страшным преступлением и добиваясь «нюрнбергского процесса» над советской властью, продолжают тем не менее ненавидеть черносотенцев – главных борцов с «великими потрясениями», хотя логичнее ставить памятники этим мученикам, ведь именно они, а не «враги народа» образца 1937 года стали первыми массовыми жертвами «красного колеса». Но тут мы опять сталкиваемся не с логикой, а с подспудными, неодолимыми племенными предпочтениями, хотя среди черносотенцев было немало крещёных инородцев, в том числе и евреев.

Но вернёмся в позднюю осень 1997 года. Осознав зловредную бесполезность политтехнологов, я полностью взял руководство штабом в свои руки. «Сладкая парочка» всё время опаздывала на встречи, путала время эфиров, отправляла меня на собрания избирателей по несуществующим адресам. Приходилось проверять и перепроверять.

– Вы, наверное, тоже занимались выборными технологиями? – с удивлением как-то спросила Инна.

– Нет, я год проработал в райкоме комсомола. А вот вы там явно не работали!

Но если у меня к начальникам штаба было много претензий, то у них ко мне только одна: «Нет денег!»

– Вам же выдали!

– А вы знаете, сколько стоит доставка печатной продукции от двери к двери?

Я снова бежал за деньгами к Ивану Ивановичу, Петрову, Жуковой, даже однажды отправился к начальнику столичного департамента, курировавшего выборы. Я знал его ещё по горкому комсомола. Он меня выслушал, вздохнул, отлучился к сейфу и тоже выдал, не помню уж сколько именно «единичек». Мне иногда казалось, вся страна, как медовыми ульями, была усеяна сейфами с валютой, питавшей молодую российскую демократию и не фиксировавшейся никакими финансовыми документами. Вспомоществование выдавали исключительно долларами, новенькими, в упаковках, источавшими свежий типографский запах. Казалось, баксы только что доставили самолётом прямо из Америки, из Федерального резервного банка. Мои штабисты, повеселев, принимали добытые мной средства, но уже наутро заводили старую песню: «Денег нет!»

Очередного «одессита», которого они призвали, чтобы выпустить мою избирательную газету «За справедливость!», я сразу выгнал взашей: парень не отличал петит от нонпарели, а колонки называл столбиками. Но солидный аванс, включавший, подозреваю, и «откат», ему успели выплатить. Обошлись мы собственными силами, всё-таки я шесть лет руководил многотиражкой «Московский литератор». Газета вышла содержательная. Кроме множества достойных людей, рекомендовавших меня электорату, там имелся снимок, где я обнимался с Михаилом Евдокимовым, безумно популярным в те годы. Увы, замечательному артисту хождение во власть в отличие от меня стоило жизни.

Чтобы разнести сто тысяч экземпляров этой агитки по всем квартирам округа, были выделены дополнительные «единички» и наняты, как заверила Инна, три бригады «несунов». Но я уже не верил лжетехнологам, требуя доказательств. Они возмутились и повели меня в соседний дом: там из каждого почтового ящика торчала моя газета. Для полноты картины я направился к соседней панельной башне, Инна и Боря переглянулись, но, взявшись за ручку двери, я вдруг заметил: среди физиономий кандидатов, расклеенных где только можно, нет ни одного моего портрета с броской красной подписью – «Работать без ошибок!».

– В чём дело?

– Конкуренты срывают.

– А почему только мои плакаты?

– Вы же лидер опросов! – льстиво объяснили они.

– Доклеить немедленно!

– Денег нет…

– Ждите меня в штабе! – строго приказал я и, не заходя в «панельку», ринулся к Ивану Ивановичу за «единичкой».

Потом выяснилось, проинспектированный подъезд был единственным, куда доставили мою газету «За справедливость!», а весь огромный тираж прохиндеи спрятали в бомбоубежище, их тогда оставалось ещё немало в Москве, хотя нападать на капитулировавшую Россию Америке уже не имело никакого смысла.

Рейтинги подтверждали моё лидерство, но Гаванская буквально наступала на пятки. Страна уже устала от безответственных деятелей культуры, дремавших в депутатских креслах, и любой неведомый кандидат, толково рассуждавший о расселении коммуналок, мог заткнуть за пояс любую экранную знаменитость. Тогда я для верности решил пойти на политический сговор и, пользуясь личным знакомством, встретился с Зюгановым, чтобы объяснить: кандидат от КПРФ Микитин идёт третьим, сильно отставая, шансов у него никаких. Но если он снимет свою кандидатуру в мою пользу, то «яблочнице» не поможет никакой вброс «беллютнёй». В результате в Гордуме появится не очередная гормональная либералка, а человек с государственно-патриотическими взглядами, близкими коммунистам. Это же очевидно! Зюганов в ответ тяжело улыбнулся: