Аркадий Шевченко - Разрыв с Москвой

Федоренко сказал, что нам придется сейчас же поехать в Советскую миссию и там ждать распоряжений из Москвы. В машине мы включили приемник, чтобы послушать последние известия. По сообщениям корреспондентов, выходило, что в первые же часы войны Израиль уничтожил почти всю египетскую боевую авиацию.

В Миссии не оказалось еще никаких инструкций из Москвы. Безуспешно прождав некоторое время, мы направились в ООН. Встретились с Мохаммедом эль-Куни, представителем Египта, весьма заурядной личностью. Он был в хорошем настроении и уверял, что сообщения о потерях египетских военно-воздушных сил неверны.

— Мы перехитрили израильтян. Они бомбили наши ложные аэродромы, где мы специально расставили фанерные макеты самолетов. Увидите, кто победит в этой войне!

Я сильно сомневался в его осведомленности и вполне откровенно поделился своими сомнениями с Федоренко. Он согласился:

— Да, эль-Куни едва ли можно доверять в этом вопросе. Посмотрим, что поступит из Москвы.

Утреннее заседание Совета Безопасности заняло немного времени. После него Ганс Табор провел отдельные совещания с членами Совета и заинтересованными сторонами. Военная обстановка была неопределенной. Даже если Израиль действительно уничтожил значительную часть египетских воздушных сил, израильские танки еще не вступили в дело и не испытали на себе мощь египетской артиллерии. Между тем Сирия и Иордания тоже начали боевые действия против Израиля. К ним присоединился Ирак.

Среди членов Совета Безопасности царило замешательство. Заметную роль в проводимых совещаниях играл посол Артур Гольдберг, постоянный представитель США в ООН. Способный дипломат, интеллектуал, прекрасный оратор, Гольдберг постоянно бывал нашим серьезным оппонентом. Федоренко и члены нашей делегации в Совете считали его "ловким евреем, способным провести самого дьявола”. Но, отзываясь о нем с видимым пренебрежением, они явно завидовали его способностям.

Лично у меня, несмотря на то что мы отстаивали прямо противоположные позиции, установились с Гольдбергом неплохие отношения. Я ценил его деловой, практический подход к сложным и деликатным вопросам. Гольдберг явно не одобрял пустой болтовни, столь характерной для многих заседаний ООН. В то же время он был мастером по части выработки компромиссных формулировок. Хорошей школой подготовки к дебатам в ООН, где приходилось заботиться о примирении разных позиций, послужила ему многолетняя деятельность в качестве юридического консультанта профсоюза, работа на посту Министра труда во время президентства Кеннеди, а также в Верховном Суде Соединенных Штатов.

В ходе совещаний Гольдберг настаивал, что на Ближнем Востоке надо добиваться немедленного прекращения огня. В то же время он предлагал обсудить предложение, чтобы прекращение огня сопровождалось отходом израильских и арабских сил на позиции, которые обе стороны занимали до 18 мая — перед тем, как Египет направил войска на Синайский полуостров и в район залива Акаба.

Предложение Гольдберга означало, что Израиль должен будет отойти с той части Синайского полуострова, которую он успел занять, а Египет, со своей стороны, отведет оттуда войска на исходные позиции за Суэцким каналом. Однако египтяне категорически отказывались пойти на это: они хотели только отвода израильских войск, а сами рассчитывали сохранить свои боевые линии непосредственно на границе с Израилем.

Инструкции, поступившие наконец из Москвы были выдержаны в примирительном тоне, хотя в общем и предусматривали оказание поддержки в ООН арабской стороне. Нам предлагалось консультироваться с арабами и осуждать Израиль, не боясь самых сильных выражений.

Совет Безопасности зашел в тупик уже на следующий день, 5 июня. Поздним вечером мы с Федоренко снова встретились с эль-Куни и представителями Сирии и Иордании. Я советовал Федоренко попытаться повлиять на них, чтобы склонить к принятию расширенного предложения Гольдберга. Он согласился, — но эль-Куни был непреклонен. Я считал, что арабы совершают непростительную ошибку: похоже, что они вот-вот проиграют войну, и мне казалось, что, не соглашаясь на предложение Гольдберга, они потом наверняка об этом пожалеют.

Утром 6 июня заместитель Министра иностранных дел Владимир Семенов вызвал нас к телефону прямой связи с Москвой, используемому только в экстренных случаях. Он сказал, что в ближайшее время мы получим новые указания. Сразу после их получения нам необходимо добиться встречи с Гольдбергом. Новые указания свелись к требованию добиваться принятия предложения Гольдберга; если же на этой основе не удастся договориться, следует согласиться с резолюцией о безоговорочном прекращении огня, уже внесенной в Совет Безопасности. Текст, подписанный Громыко гласил: "Этого следует добиваться, даже если арабские страны будут против, — повторяю, даже если они будут против”.

Мы попытались связаться с Гольдбергом, но это удалось не сразу. Было ясно, что ход военных действий резко изменился в пользу Израиля, поэтому Москва и добивалась от Совета Безопасности возможно более оперативных действий. Когда Федоренко наконец связался с Гольдбергом, время было упущено. Последний напомнил, что его предложение о связи прекращения огня с отводом войск было неофициальным и что США теперь настаивают только на намедленном прекращении огня. Он едко заметил, что ему не удалось вовремя добиться от советской стороны, и в частности от Федоренко, поддержки своему первоначальному предложению, а теперь самое главное — прекратить кровопролитие, не осложняя дело какими бы то ни было оговорками. На том и порешили.

Совет Безопасности принял целый ряд резолюций, прежде чем на Ближнем Востоке было установлено ненадежное перемирие. После этого в Совете начались бесконечные дискуссии по вопросу о выводе израильских войск с оккупированных арабских территорий и об установлении мира в этом районе.

Казалось бы, арабы получили хороший урок. Советский Союз готов был продолжать поставлять оружие ряду арабских стран, обучать их армии, направляя туда своих инструкторов и советников, предоставлять этим странам экономическую помощь, но не идти на риск военной конфронтации с Соединенными Штатами в этом районе мира. Советское руководство стремилось укрепить свое влияние в арабских странах, но никоим образом не собиралось активно защищать их в случае войны. Напротив, Шестидневная война продемонстрировала, что СССР, толкая своих подопечных на сомнительные авантюры, в критический момент склонен бросить их на произвол судьбы.

На протяжении более десяти лет, работая в МИДе и в ООН, я наблюдал, как Советы все теснее связывают себя с наиболее экстремистскими арабскими силами и режимами. При молчаливой поддержке Громыко я пытался как-то замедлить этот процесс, способствовать восстановлению деловых связей с Израилем, а в дальнейшем и с Египтом, однако мои усилия были каплей в море. Не пользуясь однозначной и решительной поддержкой Москвы, я мало что мог сделать.