Аркадий Шевченко - Разрыв с Москвой

Впрочем, такие крайние меры — не в правилах нынешней советской верхушки. На всех этажах иерархии чиновники окопались прочно, рассчитывая просидеть так до скончания века. С октября 1964 года, когда был удален Хрущев, наблюдались индивидуальные случаи вывода из Политбюро и вообще из верхних эшелонов власти, но не производилось массовых чисток, вроде той, какая постигла "антипартийную группу” во главе с Молотовым, Маленковым и Кагановичем, замышлявшими в 1957 году антихрущевский переворот, однако проигравших. К упомянутым "индивидуальным случаям” относится падение Шелепина, Полянского и украинского руководителя Петра Шелеста, который в 1972 году позволил себе усомниться в целесообразности решения Брежнева принять в Москве Никсона, а вдобавок допускал на Украине проявления национализма в более значительном масштабе, чем разрешалось Кремлем.

Отстранение в 1977 году Николая Подгорного, игравшего формальную роль главы государства (эту роль хотел играть сам Брежнев), отражает медлительность, характерную для действий советских правителей. Непопулярность Подгорного в партии выяснилась еще в 1971 году: при голосовании за список официального руководства, предложенный XXIV съезду партии, из приблизительно 14000 голосовавших против кандидатуры Подгорного высказалось почти 270 — по советским понятиям, весьма значительный процент.

Но так или иначе, руководящие деятели увольняются в отставку в индивидуальном порядке и без скандала. В условиях коллективного руководства утрата одного или нескольких членов руководящего органа не отражается на функционировании органа как такового. Стремясь избежать осложнений в собственной среде, высшие советские руководители прилагают максимум усилий, чтобы исключить из любого критичного материала все спорные моменты еще до того, как этот материал поступит на обсуждение или апробацию Политбюро.

Тем не менее часто случается, что заседание Политбюро заканчивается, оставив ряд пунктов повестки дня вообще незатронутыми. Эти вопросы (а также срочные проблемы, возникающие в промежутке между еженедельными заседаниями и требующие немедленного рассмотрения) решаются "опросным порядком”: запрашивается мнение по ним каждого из членов Политбюро, пребывающих в Москве; все остальные, как правило, игнорируются. Делается это так: курьеры ЦК привозят бумаги к членам Политбюро и ждут, пока те ознакомятся с документами и письменно выразят на полях свое одобрение или свои соображения. Поскольку большинство членов Политбюро постоянно находится в Москве, такой порядок обеспечивает соблюдение принципа "коллективной ответственности”. Члены Политбюро, пребывающие на периферии, ставятся в известность о последовавших решениях задним числом.

Иногда на заседаниях Политбюро разворачивается затяжное обсуждение проблем принципиального характера. В бытность мою советником Громыко в результате таких дискуссий был принят ряд решений, по сей день остающихся сугубо секретными. Так, в августе 1970 года, когда в Москве находился Вилли Брандт, прибывший сюда в связи с подписанием советско-западногерманского договора, Политбюро после длительных дебатов пришло к решению, что переговоры о воссоединении Германии могут иметь место лишь в том случае, если Западная Германия выйдет из НАТО и сделается "социалистическим государством” в советском понимании.

В ряде важных внешнеполитических акций явственно прослеживается типичное для кремлевского руководства двуличие. Так, например, вскоре после того как шведский премьер-министр Улоф Пальме посетил Москву (1970) и получил здесь заверения, что Советский Союз намерен расширять дружественное сотрудничество с его страной, Политбюро одобрило план засылки в территориальные воды Швеции и Норвегии подводных лодок для обследования прибрежных районов обоих государств. Весной 1972 года на заседании Политбюро было решено подписать конвенцию о ликвидации биологического оружия. Но генерал Алексей Грызлов говорил мне, что министр обороны Гречко дал военным указание не свертывать программу дальнейшего производства такого оружия. Невозможно допустить, чтобы это распоряжение было отдано без ведома Политбюро.

Люди, не имеющие представления о работе Политбюро — как на Западе, так и в Советском Союзе, — нередко воображают себе этот орган как средоточие постоянных интриг и время от времени вспыхивающих бурных конфликтов; мне же работа Политбюро показалась, пожалуй, безмятежной. Конечно, плетутся здесь интриги, но они скорее всего связаны с притязаниями того или иного члена Политбюро на более значительное личное влияние и не затрагивают ни основной политической линии, ни целей государственной политики. Разумеется, поскольку внутри Политбюро идет известная борьба авторитетов, эти соперничающие между собой деятели занимают по отдельным вопросам такую позицию, чтобы заручиться поддержкой возможно большего числа сторонников. Однако когда эта цель оказывается достигнутой и желательное перераспределение сил установлено, упомянутые позиции с такой же легкостью забываются, и все продолжает идти своим чередом.

В Политбюро царит единодушие по двум главным вопросам: все его члены осознают необходимость дальнейшего укрепления власти партии и элитарного слоя государства и стремятся лично остаться в числе непогрешимых и непременных хозяев положения в условиях "закрытого общества”.

Политические деятели и кремленологи на Западе нередко пытаются решить, кто же в Советском Союзе относится к "голубям” и кто — к "ястребам”. Считается само собой разумеющимся, что в советской верхушке имеется группа миролюбивых людей, амбиции которых не простираются за пределы территории СССР, которые готовы умерить подрывную деятельность промосковских коммунистических движений в разных точках земного шара. Если Запад ведет себя так, что это укрепляет позиции указанной группы, то, дескать, их взгляды могут одержать верх в Политбюро, и Советский Союз начнет придерживаться менее агрессивного курса.

Но расхождения и споры в среде советских руководителей не могут быть охарактеризованы с помощью этих примитивных ярлыков: те, мол, "ястребы”, а вон те — "голуби”, одни — "сторонники жесткой политики”, другие — "умеренные”. В советском обществе невозможно подняться на вершину власти, не обладая обостренным чувством политического реализма или не исповедуя твердой убежденности в правоте советской системы. Коль скоро этим людям приходится работать рука об руку — даже в тех случаях, когда они стремятся утвердить свой авторитет за счет остальных или ослабить позиции соперника, их поведение определяется комплексом идеологических и прагматических мотивов. Басня о "голубях” и "ястребах” состряпана советской службой пропаганды и внешней дезинформации специально в расчете на западную ментальность.