Анджей Монастырский - Шашечки и звезды

— Я — семнадцатый! Разрешите выруливать на старт!..

— Разрешаю.

Летчик махнул рукой. Механики выдернули колодки из-под колес, мотор взревел, и самолет медленно покатился, подпрыгивая на неровностях, словно крестьянская подвода по булыжной мостовой. В начале взлетной дорожки он снова остановился.

— Я — семнадцатый! Разрешите старт…

— Старт разрешаю!

Летчик захлопнул «фонарь» кабины и плавным движением, прибавив газ, легко оторвался от земли. Он сделал первый вираж и стал искать свое звено. На старт уже выруливала очередная машина.

Группа поднялась на высоту тысяча пятьсот метров и легла на заданный курс.

Двигатели работали бесперебойно. Под крыльями проплывал пятнистый осенний пейзаж. Красуцкий вспомнил прошлогодние полеты над Карловкой. Следя за показаниями бортовых приборов, он внимательно осматривался вокруг, как будто искал взглядом знакомые окрестности, здание станции, железнодорожные пути, элеватор, русло Ворсклы и окружающие Карловку деревни.

Однако похожей была только окраска лесов, ибо вместо огромных площадей возделанных земель, как это было в Советском Союзе, внизу мелькала мозаика небольших клочков пахотной земли и лугов, изрезанных многочисленными межами. Пролетели над западной окраиной Лодзи, позади остался лес дымящих труб. Миновали Пабьянице, Белхатов, Радомско. Чуть в стороне, на запад от их маршрута, лежал Ченстохов. Появились первые холмы и возвышенности, покрытые лесами и перелесками.

Всю трассу преодолели за неполный час. Вошли в зону рассредоточения. Каждую минуту одно из звеньев уходило влево, описывало круг над аэродромом. Машины поодиночке садились на ровную бетонную полосу и катились к стоянке. Их встречали механики из головной группы.

В течение последующих четырех дней в Краков прибывали железнодорожные составы с механиками, техниками и штабными работниками 3-й дивизии. Их размещали по квартирам. Они постепенно осваивались, и жизнь начала входить в свою норму.

Майор Полушкин нервно расхаживал по своему кабинету.

— Пятнадцать человек! Да это невозможно! Это же подрыв боевой готовности полка! — торопливо, возбужденно говорил он. — И кого отзывают: Гуляева, Кондратюка, Шевченко! А кто будет летать, кто будет учить молодых, если они уйдут? Ну скажи мне, кто? — спросил он снова, останавливаясь возле майора Волкова.

— Кто? — тихо повторил Волков. — Ты действительно не знаешь кто? Молодежь. Такие, как Добжиньский или Красуцкий. Ведь Александр летает отлично. Может с успехом быть командиром звена. Это уже опытный летчик. А кроме того, не все же «старики» уезжают. Успеют передать свой опыт, не беспокойся!

— Думаешь?

— Уверен.

— Ты что, считаешь, что нам будет легко с этой молодежью?

— А разве ты ищешь работу полегче? — ответил вопросом на вопрос Волков. — Принимая полк после Виктора Соколова, ты, наверное, не считал, что тебе будет легко. И все же справились. А ведь была война. Так что справимся и теперь, не беспокойся!

— Но ведь они же еще юнцы…

— Вот и хорошо, — прервал его заместитель командира полка. — По крайней мере времени у них будет достаточно, им еще служить и служить. Но мы тут заговорились, а там уже, наверное, собрался весь полк…

Полушкин взглянул на часы:

— Нет, у нас есть еще несколько минут.

Зал совещаний с трудом вместил всех собравшихся. Когда майор Гуляев отдавал рапорт командиру полка, все вскочили со своих мест.

— Вольно! — сказал Полушкин.

В первом ряду сидели пятнадцать советских офицеров. Согласно приказу о демобилизации, зачитанному новым начальником штаба полка, они должны были прибыть на следующий день в Варшаву, а оттуда вернуться в СССР.

— Дорогие друзья! — начал Полушкин свое выступление. — Сегодня уезжают пятнадцать наших боевых товарищей, с которыми мы пережили многие радости и горести. Жалко, конечно, расставаться с ними, но нас будет утешать мысль, что они возвращаются на родину, к мирной жизни. Скоро поступит приказ о новой демобилизации. Да и мы не собираемся сидеть здесь вечно. Я думаю, что недалек тот день, когда мы снова встретимся все вместе как фронтовые друзья…

Красуцкий не слушал майора. Сердце его сжималось от грусти. Неужели настало время прощаться с закадычными друзьями? Неужели он не увидит больше никогда и не поговорит о чем-нибудь с Симоновым, Марковым, Гуляевым? Не посмеется над шутками Бородаевского? Тяжело ему будет без них, тяжело. Оказывается, что и мирная жизнь принесла свои хлопоты и огорчения.

Командир полка закончил выступление и подошел к первому ряду. Обнял капитана Симонова.

— Ну, будь здоров, дружище! Жаль, что ты уезжаешь!

— Мне тоже жаль, Коля! Нам вместе отлично леталось и воевалось…

— Василий, ты тоже дезертируешь?

— Приказ есть приказ, — ответил капитан Бородаевский, раскрывая объятия.

Прощаясь с последним из советских офицеров, Полушкин не выдержал и смахнул ладонью набежавшие слезы.

— Напустили дыму, даже глаза слезятся. Могли бы курить и поменьше, — заметил он с шутливым упреком. — Ну ладно, пошли в столовую. Там и поговорим по душам.

Выходили по очереди. Первыми — взволнованные и растроганные демобилизованные, за ними — остальные. Разговор по душам затянулся. Мысленно возвращались к фронтовым дням, поднимали тосты за послевоенные встречи, вспоминали тех, кто не дожил до победы…

В середине октября в полк прибыли два молодых летчика: поручник Станислав Лобецкий и подпоручник Ян Голубицкий, а с ними группа механиков из двадцати человек — первые выпускники авиатехнической школы из Замостья и Боернерова. Их сердечно встретили советские механики.

20 октября запечатлелось в памяти летчиков как день празднования первой годовщины создания полка. На организованный по этому случаю торжественный вечер прибыли ветераны полка и самые молодые, только что приехавшие механики и летчики, Вечер открыл поручник Доманьский.

— Славный боевой путь прошел наш полк, — сказал он. — Все воины с честью выполнили свой солдатский долг. В последние дни войны отдали свою жизнь наши боевые товарищи — капитан Шота Грудзелишвили и хорунжий Славек Скибина. Мы всегда будем помнить о них. На вашу долю, молодые друзья, — обратился он к прибывшим летчикам и механикам, — выпала большая честь — продолжать и приумножать геройские дела ваших старших товарищей-фронтовиков. Пусть их жизнь служит для вас примером в повседневной службе, жизни и учебе.

Затем начались воспоминания фронтовиков. Рассказывая о своей боевой службе, Красуцкий вдруг подумал о том, как меньше года назад он, затаив дыхание, слушал выступление Василия Бородаевского. Тогда он никак не предполагал, что уже через год станет воздушным асом и что его боевые дела войдут в историю полка, символом которого являются бело-красные шашечки и красные звездочки на крыльях.