Нина Хрущева - Пропавший сын Хрущёва или когда ГУЛАГ в головах

В январе 1942 года, после того как немецкие войска были отброшены за Наро-Фоминск (город в семидесяти километрах к западу от столицы), заводы, театры и правительственные учреждения начали возвращаться в Москву. В городе царила праздничная атмосфера. Красно-золотые ложи и партер Большого театра заполнились зелёными гимнастерками. Отовсюду веяло надеждой: если Москва устояла, значит, и страна выдержит. Рада вспоминала, как гордилась, когда шла куда-то с Леонидом — старшим братом, героем войны.

Среди личных документов Леонида, включающих письма товарищей, телеграмму отца, военное удостоверение, записную книжку с московскими телефонами, военные награды с наградными листами — всего, что так бережно сохранила бабушка, есть ещё одно медицинское заключение, датированное 21 июля 1942 года, т. е. через пять месяцев после первого. На листке, вырванном из клётчатой школьной тетради, стоит грубый оттиск медицинской справки и выцветшими синими чернилами написано: «Хрущёв может продолжить службу без ограничений в 134-м скоростном бомбардировочном авиаполку или другом полку, согласно военному предписанию». Кого он сумел очаровать, чтобы получить это разрешение, мне выяснить не удалось.

В добавок к проблемам со здоровьем, Леонид — частично под влиянием Микояна — решил сменить летную специальность и вернуться на фронт не в бомбардировочную, а в истребительную авиацию. Лётчики-истребители были королями неба, и Леонид очень хотел обрести этот королевский статус. Степан рассказал мне, через какую изматывающую процедуру ему пришлось пройти — все эти письма в различные инстанции — чтобы получить разрешение на переподготовку. Но Хрущёв был настроен решительно: он летал уже семь лет, у него должно получиться.

Переподготовка, дополнительное обучение были обычным делом в годы войны, например, его сослуживец Голованов поступил в Академию Жуковского. И Леонид, стремясь во что бы то ни стало добиться желаемого, направил девять запросов с объяснениями, зачем ему необходима переподготовка. Черновик одного из них сохранился в его бумагах:

Командованию ВВС 22-ой армии

Я, лейтенант Леонид Хрущёв, почтительно прошу уведомить меня насчет возможности повышения моей квалификации военного лётчика. Как пилот бомбардировщика, я совершил 31 боевой вылет. Вместе с товарищами я мстил за страдания нашей родины так, чтобы враг запомнил, что значит идти против Сталинских соколов. Как истребитель, я нанесу ещё больше вреда фашистам. У нас, Сталинских соколов, стальная кровь, и фашистам не уйти от нас. Став лётчиком-истребителем, я не только буду громить врага, я буду это делать на передовой, согласно призыву нашего вождя и командующего, отца Сталина.

Выражение «отец Сталин» было нетипично для Леонида. Перечитав ещё раз это заявление, я обнаружила, что большинство словесных оборотов в нем взяты из одного из писем «папаши» Фёдора Иванова, изобиловавшего жаргонизмами эпохи. Сам молодой Хрущёв был не силен в советской пропагандистской лексике (хотя и имел мачеху — профессионального пропагандиста), поэтому, чтобы не мучиться, позаимствовал необходимый пафос у своего старшего наставника [75] В письме от 4 августа 1941 года Ф. Иванов писал: Здравствуй, друг Лёня!. За ваши страдания мы отомстим так врагу, чтобы он запомнил, что такое Сталинские соколы. И что у этих Сталинских соколов кровь стальная, и фашистам не уйти от нас. Мы смешаем арийскую кровь с нашим чернозёмом, чтобы впредь им было неповадно. За каждого нашего мы убьем их тысячу и больше. Как громили мы с тобой, так будем громить с сыном за вас, наших боевых друзей, выступивших первыми на зов вождя, отца Сталина. .

Настойчивость Леонида достигла цели. Той же весной молодой пилот, недавно произведённый в чин старшего лейтенанта, получил направление в 3-й объединенный учебный авиаполк в Сасово под Рязанью, в двухстах километрах от Москвы, где тренировался летать на истребителе Як-7Б. А 19 декабря 1942 года он был зачислен командиром звена в 18-й гвардейский истребительный авиационный (позднее — Витебский) полк в составе 1-й воздушной армии Западного фронта. Официальные документы, сохранившиеся в личном деле Хрущёва в архиве Министерства обороны в Подольске, показывают, что это назначение могло прийти раньше, но застопорилось сначала из-за того, что Леонид хотел попасть в свой старый 134-й бомбардировочный полк, а затем из-за некоего предложения занять должность в генштабе в Москве [76] Военная характеристика на Леонида Николаевича Хрущёва, 9 января 1942 года // ЦАМО. Ф. 292. Оп. 32634. Д. 4. Л. 11. . Но Леонид больше всего хотел попасть на фронт и продолжал посылать ходатайства о назначении в подразделение истребительной авиации [77] Письмо члену Военного Совета Воронежского фронта генерал-лейтенанту Никите Хрущёву (без даты) // ЦАМО. Ф. 290. Оп. 32631с. Д. 4. Л. 44–47. .

Официальные летные предписания, полученные Хрущёвым в 18-м полку и сохранившиеся в домашнем архиве, показывают, что в первые два месяца 1943 года он был занят в основном тем, что перегонял самолеты из Химок и Калуги на базу своего полка, аэродром Хатёнки, в Козельском районе Смоленской (ныне Калужской) области. Некоторые из этих командировок предусматривали остановки в столице. Гонтарь, муж Юлии большой, записал в своём дневнике: «Поездки в Москву скрашивали его [Леонида] бездействие. Мы с ним встречались раза два, когда я тоже оказывался в Москве по театральным делам. Он рвался воевать, но в Москве хотя бы можно было отвлечься».

Этим «отвлечением», как я узнала, был ещё один любовный интерес. Как-то в середине 1950-х годов моя мама вместе с подружкой и соседкой Ниной, дочерью маршала Будённого, оказалась в гостях в квартире маршала Тимошенко, на втором этаже их элитного дома на улице Грановского. Когда Ольга, дочь Тимошенко, увидела мою маму, она тут же выпалила: «Боже, как ты похожа на Леонида. У тебя его лицо, и в комнату ты вошла, как он, и села там, где он обычно сидел. Ты знаешь, он был влюблен в мою сестру Катю, но после его смерти она вышла замуж за Василия Сталина в 1944 году».

Достоверно неизвестно, насколько интимными были отношения Леонида с Катей, но, по свидетельству Ольги, её сестра была очень опечалена, когда Леонид не вернулся из боя. Она даже пыталась предпринять собственное расследование подробностей его гибели, но её родные скоро разубедили её. В то, что их отношения не были только платоническими, меня заставляет поверить тот факт, что СССР вовсе не был пуританским государством, и секс с разными партнерами не считался в нем чем-то из ряда вон выходящим.

Мария Будённая, мать Нины, была соседкой Хрущёвых не только в Москве, но и в Куйбышеве. До её смерти в 2006 году я не раз подолгу беседовала с ней о моей семье. Однажды она сказала, что её всегда чрезвычайно беспокоило соперничество Хрущёва и Сталина по поводу Кати. С тех самых пор, как все трое встретились в Куйбышеве — Леонид с ранением в госпитале, Катя Тимошенко с семьей в эвакуации и Василий, приехавший навестить свою первую жену, Галину Бурдонскую, только что родившую сына Александра, — Мария Будённая считала их дружбу неподобающей. Она регулярно наблюдала за этой троицей из окна своей квартиры на Вилоновской: