Лариса Литвинова - Летят сквозь годы

С далекой аэроклубовской поры Таня дружила с Аней Малаховой. Аня трагически погибла в учебном отряде: темной ночью потеряла пространственное положение, и пилотируемый ею самолет врезался в землю. Эта смерть потрясла девушек. Особенно Таню. Какая-то неразгаданная ошибка, может быть, мельчайшая промашка в расчетах — и до сражения, задолго до вступления в бой с врагом на сержанта Малахову послали домой похоронку. Обидная, нелепая смерть.

Таня переживала гибель подруги и не знала, с кем поделиться горем: они еще не были тогда душевно близки с Верой, хотя в летном деле Веру Белик — знающего штурмана — летчица Макарова восприняла сразу как бы частицей себя самой. Поработав недолго рядом, стала говорить за двоих: «Мы сделаем», «Здесь нам следует поднажать», «Это у нас пока не получается», «Мы своего добьемся» и даже смешное «Ай да мы, спасибо нам». Причем это «спасибо» чаще всего выражало неодобрение. Вера очень боялась Таниного неодобрения. А выражение это любила, как любила в Тане все.

Вера Белик, как Таня, как многие тысячи советских девушек, пошла на фронт добровольцем. Только у Тани была и до войны профессия летчика, а Вера до войны училась в самом мирном институте — педагогическом.

Выросшая старшей девочкой в рабочей семье, Вера умела трудиться. И в своем командире экипажа в первую очередь отметила и оценила именно это качество, хотя и другие ее качества прямо-таки покоряли. У Тани, конечно, был летный талант. В представлении Веры именно Макарова была настоящим летчиком: стройная, собранная во всех движениях, будто подчиненная внутреннему ритму. По походке — легкой, танцующей — ее можно было узнать издалека.

У Веры была мягкая красота украинки: темные волосы, белая кожа, которую не брал никакой загар. Плавные жесты. Неторопливая речь.

Хотя обязанности пилота и штурмана легкого По-2, предназначенного для ночных действий, считались одинаково сложными, Вера хотела быть похожей на Таню.

…После похорон Ани Малаховой, видя, что Таня ходит сама не своя и даже почерк ее полета вроде бы изменился, Вера набралась смелости и, как старшая, сказала командиру:

— Ты не отчаивайся, Танюша…

В простых этих словах было столько участия, что все время крепившаяся Таня ткнулась головой в колени Веры и заплакала.

— Если бы ты знала… если бы знала… ведь именно Аня была подругой моей летной юности. А летать для меня — все! — И тут же поправилась: — Нам летать и бомбить теперь вдвойне надо. Ани-то нет… И не от какой-нибудь пули гитлеровской она погибла, а все равно они виноваты… Вдвойне… втройне нам бить их, Верок.

— Получат сполна, — твердо сказала Вера.

С первых же дней, вернее, ночей на фронте девушки с честью выполняли свой долг.

Боевые задания ставились полку самые разнообразные: бомбили железнодорожные эшелоны противника, огневые точки, взрывали мосты и переправы, уничтожали танки, автомашины, склады с горючим и боеприпасами. Экипаж Макаровой — Белик скоро стал по праву считаться экипажем снайперских бомбовых ударов.

В пылающем июле 1942 года летчик Татьяна Макарова подала заявление в партию.

Пишущей эти строки довелось быть принятой в партию в один день с Таней. Помню, заседание партийного бюро было назначено на 12 часов. Минут за пятнадцать я подошла к штабной землянке и у входа увидела Таню.

— Ты чего тут сидишь?

— На бюро пришла, мое заявление будут разбирать, — каким-то скучным тоном ответила Таня.

— И меня сегодня будут принимать в партию. Ты давно ждешь? Кто там, в землянке?

— То-то и оно, что никого нет. Я пришла в одиннадцать, а там никогошеньки. Может, не состоится бюро… Ты ничего не слыхала?

— Еще нет двенадцати… — сказала я, взглянув на часы, и подумала: «Не станет наша Мария Ивановна, наш партийный секретарь, запаздывать, ведь дисциплина у нее в крови. Она столько лет была комсомольским вожаком, научилась понимать душу каждого молодого человека. Она знает, как сейчас волнуется Таня, волнуюсь я… Не может она запоздать!»

И верно, они уже шли: старший лейтенант Мария Ивановна Рунт и члены партбюро — комиссар Рачкевич, инженер Ильюшина, командир полка Бершанская, летчица Надя Тропаревская и мастер по вооружению Саша Акимова.

Всем понравилось проникновенное Танино заявление. Парторг сказала, обращаясь к Тане:

— Вы правильно привели слова Маяковского. Вступающий в нашу великую Коммунистическую партию должен чувствовать себя «революцией мобилизованным и призванным». Идейная убежденность помогает нам крепче держать боевое оружие. Поздравляю вас с приемом в ряды партии.

На партийном бюро можно было бы ответить и другими словами, но Таня ответила по-воински:

— Служу Советскому Союзу!

Радостно взволнованные, шли мы к своим самолетам.

— По такому торжественному случаю пир бы закатить на весь мир, — заговорила Таня. — Да только обстановка не та. Эх, дали бы сегодня цель хорошую, мы бы устроили фрицам!

— Целей на нас с тобой хватит, подружка. Не промазать бы… Вдруг с радости глаза косить станут.

— За это беспокоиться нечего. Если Вера взяла на мушку, то, считай, капут гадай! Правда, Верок?

Но Вера не ответила: она лежала в тени самолета с закрытыми главами.

Техник Зина Радина, увидев Таню, крепко обняла ее:

— Поздравляю тебя, Танюша, с приемом в партию. Ты у нас, командир, самый настоящий коммунист.

Таня застенчиво улыбнулась:

— Пока меня приняли кандидатом…

— Это уж как полагается, — рассудительно заметила Зина и кивнула на распростертую фигуру штурмана: — Разбудить бы… Уж так она тут за тебя переживала… так волновалась. А потом свалилась камнем и, наверное, спит.

Тане самой не терпелось разбудить Веру. Да жаль было будить, ведь сон для них, бодрствующих по ночам, так дорог!

А Вера не спала — просто она не находила сейчас слов для разговора, в голове была одна мысль: «Вот сначала Таня, как самая достойная, потом — я, мы будем коммунистами».

Вскоре полк перебазировался. И сразу ответственная боевая задача — бомбить огневые точки противника в пункте Матвеев Курган. По подтверждению других экипажей экипаж Макаровой — Белик уничтожил там две артиллерийские точки со всей прислугой.

В станицу Ольгинская, под Ростовом, в полк прибыл начальник политотдела для вручения партийных документов.

Фашисты бомбили Ростов. Ухали взрывы. Город горел.

На противоположном берегу Дона Таня и другие летчицы и штурманы сидели под обрывом в глубоком молчании. Их фанерные самолеты стояли на площадке, замаскированные ветками. В любую минуту их могли обнаружить вражеские разведчики.

Тот день был одним из самых тревожных и горьких, и даже радостное событие — получение партийного билета не могло заглушить боль сердец.