Елена Вайцеховская - Москвины: «Лед для двоих»

Изначально в тех соревнованиях должен был выступать Валентин Манкин. Он тогда еще не был олимпийским чемпионом, но считался очень сильным гонщиком. Что-то у него тогда не сложилось с визами, а вот лодку к месту старта доставить успели.

На его лодке я и стартовал, поскольку моя не успевала прийти из Германии, где я незадолго до этого стал победителем знаменитой Варнемюндской регаты. Пришлось, правда, просить парус и мачту у знакомых, кое-что под себя переделать. Главная проблема заключалась в том, что яхта Манкина была рассчитана на более тяжелый вес спортсмена. В парусном спорте это очень важно.

Помню, долго гадал, как построить первую гонку, чтобы выйти вперед — ветер ведь никогда не дует одинаково. Я забрался тогда под самое судейское судно. В стороне от всех. И получилось, что угадал: всех еще больше снесло в сторону, а я поймал ветер и ушел вперед. Обошел всех по правому краю и оторвался довольно сильно. За мной увязался датчанин Пауль Эльвстрем — он до этого на трех Олимпийских играх подряд становился чемпионом в классе «Финн». Здоровый такой мужик. Управлять яхтой в сильный ветер — работа довольно силовая. Я же весил всего килограмм 70. Ну еще ватник мокрый. Но все равно веса не хватило, пришел вторым.

Этот датчанин меня тогда и обошел — остальных совсем в сторону снесло. Вытащил я тогда свою яхту на берег, все подходить начали, рассматривать, интересоваться: что это за допотопное деревянное чудо? У меня тогда не было ни своих парусов, ничего.

После трех гонок я шел на третьем-четвертом месте, а потом получил два «нуля». Один раз из-за того, что сломал мачту, а вторая гонка просто не удалась — финишировал 30-м. В общем зачете остался 15-м, но по парусным меркам первые пятнадцать мест среди 150-ти участников считаются в таких гонках призовыми. Так что смело могу считать себя призером чемпионата мира.

После этого занимался парусом еще долго. С одной стороны, не было никакой необходимости его оставлять. С другой, мне было интересно. Парусники — вообще интересный и необычный народ. Сам парусный спорт — это постоянная борьба со стихией. Наверное поэтому и те, кто принимает в нем участие, относятся друг к другу на равных. Те, кто был вокруг меня, были очень благородными людьми. Встречались, конечно, жуликоватые — на уровне правил, но гнусностей никто никогда друг другу не делал. Это не фигурное катание — где провел коньками соперника по батарее — и все.

Помню, еще до моего участия в чемпионате мира, в Хельсинки проводились соревнования, посвященные столетию ньюландского яхтклуба. И меня туда послали. Там был длинный пирс, вдоль которого бок о бок стояли яхты всех участников. Так получилось, что место для нашей яхты было отведено рядом с яхтой короля Норвегии Олафа Пятого. А мы же были на своих харчах — приходишь с гонки, тут же раскочегаривается старенькая печка, щи варятся, мясо… Все натуральное, не из каких-то кубиков. Когда готовили, запах по всему клубу шел.

Как-то я возился вечером на палубе — что-то чистил. Вижу, подходит король. И спрашивает меня: «Сэр, не могли бы вы спросить разрешения капитана подняться к вам на борт?»

Я помнится спросил, говорит ли он по-немецки. Олаф с юмором ответил, что не просто говорит, но полагает, что делает это неплохо. Потом поднялся на яхту. Мы, естественно, стол накрыли по такому случаю, я выступал в качестве переводчика.

Все то время, что норвежский король гостил у нас, два его охранника с винтовками на пирсе возле нашей яхты стояли. Несколько раз еще Олаф Пятый к нам в гости заглядывал — за жизнь беседовали.

В какой-то из дней гонку решили отменить, потому что ветер был недостаточно сильным — почти штиль. И за Олафом вышел катер, чтобы отбуксировать его к берегу. Мы же на своей яхте пытались как-то грести к берегу веслами. Получалось, прямо скажем, неважно: на яхте нашлось всего два или три весла.

Когда королевская яхта проходила мимо нас, Олаф вдруг замахал нашему капитану: мол, бросай конец. Притормозил даже. Я конец кинул, он собственной рукой его поймал, закрепил — так мы на королевском буксире до берега и добрались. На следующий день одна газета даже написала: «Олаф Пятый протянул руку помощи коммунистам». Руководитель нашей делегации тогда очень радовался той публикации.

На следующий год в Норвегии разыгрывался «Золотой Кубок» и Олаф Пятый награждал всех участников. Когда на сцену поднялся я, он внимательно не меня посмотрел и даже не спросил, а скорее утвердительно сказал: «Мы встречались с вами — в прошлом году».

Кстати говоря, на тех соревнованиях в нашем же классе ходил и греческий король — Константин.

Еще помню американца, который был чуть ли не олимпийским чемпионом в классе больших яхт, а в обычной жизни был довольно известным профессором одного из крупнейших американских университетов. Поэтому мне и было очень интересно с такими людьми общаться. Да и потом, не каждый же может сказать, что угощал щами короля?

— Другими словами, занимались не ради результата?

— Меня гораздо больше интересовали другие вещи. Я был очень «рукодельным» — многое делал своими руками, швы на парусах, например. Первым сделал свою мачту не круглой, а сплющенной. Круглая сильно гнется во все стороны. А сплющенная создает определенную жесткость для паруса. Вот я и придумал именно таким образом ее модифицировать. И только через 10 лет знаменитый бразильский яхтсмен Йорг Брудер, став бизнесменом, заполонил мир своими мачтами, изготовленными по этому же принципу.

Новый покрой паруса я тоже придумал первым. Все тогда смеялись: мол, Игорь Борисович под бюстгальтером ездит. Паруса ведь были треугольными, а я сделал на своем вытачки — по биссектрисам. Сейчас все большие яхты — те, что участвуют в Кубке Америки, например, — имеют паруса, сшитые именно таким образом.

— Своей яхты у вас нет?

— Я же никогда не был собственником. В те годы, когда выступал, было принято искать рулевых и обеспечивать их судами. Вот и привык, что если мои умения нужны государству, то государство создает мне все условия для выступлений. Поэтому в моем сознании до сих пор существует диссонанс между теми временами и этими. Раньше, помню, едешь в выходные по Приморскому шоссе мимо Лахты — белым бело все от парусов. Сейчас пусто. Те, у кого яхта есть, используют ее разве что для того, чтобы поставить в трюм ящик пива и покатать девочек.

— Тамару вы катали?

— Да. Но она, в отличие от меня, никогда не относилась к яхтам трепетно.

— Парусный спорт очень хорошо воспитал меня в плане владения собой, — сказал в одной из наших бесед Москвин. — Там ведь все просто: допустил промашку — значит сам и виноват. Это качество сильно пригождалось мне в фигурном катании. Правда однажды я все-таки вышел из себя. Было это в 1969 году. Мой ученик Володя Куренбин тогда выиграл Универсиаду в Ленинграде, стал вторым на первенстве страны, но в сборную его не взяли.