Евгений Петров - Год рождения — 1917

— Да вы что, за простака меня считаете, что ли? — обиделся Мартышкин.

— Зачем ты, золотце, в бутылку-то лезешь?! — успокаивает его Баулин. — Мы чем угодно готовы помочь, чтобы ты лицом в грязь не ударил!

— Не бойся, не ударю. Если хочешь знать, я начальство-то сердцевиной подтапливаю! И смоляночка всегда про запас имеется!

— Это что еще за сердцевина? — заинтересовался Баулин. — Просвети, друг, ведь мне тоже иногда банными делами заниматься приходится.

— Да ты что? Лет тебе немало, а такой простой вещи не знаешь? У каждого полена середка всегда сухая. А сосновые да еловые полешки выбирай со смолой, тогда начальство довольно будет.

— Умен ты, Мартышкин! — похвалил банщика Баулин. — Видать, тебе от клиентов только одни благодарности сыплются?

— Само собой. Но и пройдохи встречаются. Особенно наш старшина медсанбата.

И словоохотливый Мартышкин поведал нам о старшине, который в банный день и супу нальет погуще, и каши в котелок побольше положит. А как помоется — сразу другим человеком становится: зверь-зверем! В котелок одну жижу льет. А про добавку и не заикайся.

— Я бы от такого старшины на передовую просился, — заметил Баулин.

От слова «передовая» Мартышкина передернуло.

— Что с тобой? — испугался Баулин.

— Язва у меня и грыжа, а ты — на передовую. Смотри, старшине медсанбата не проболтайся про суп да про кашу. Я уж сам как-нибудь с ним общий язык найду. Местечко в бане хоть и канительное, да надежное…

Наступать куда веселее, чем копаться в обороне. Бои местного значения не награда. Взять высотку или деревеньку все равно что пуд соли съесть. Под Бобруйском как будто не было шумных успехов, но не было и тихих минут. Наши солдаты не давали покоя врагу. Не покидали засад снайперы. Во вражеский тыл без конца совершали вылазки разведчики. То в одном, то в другом месте в немецких траншеях завязывались рукопашные схватки пехотинцев. В бинокли и стереотрубы выслеживались, а затем заносились на карты фашистские огневые точки.

Этим людям переднего края посвящались заметки и очерки нашей «дивизионки». Запомнился Николай Васильев, хрупкий, верткий паренек. Он имел, как говорили тогда, на счету шесть «языков». Как-то раз он привел сразу трех пленных.

— Как это ты умудрился? — удивились друзья.

— Очень просто. Вы же видали, как наши танки крутились на переднем крае?

— Видели.

— Так вы танками любовались, а я в это время за немецкими окопами следил. Фашисты вроде вас рты на танки разинули. Я подкрался и гаркнул: «Хенде хох!» Вот и весь секрет.

Чего-чего, а подшутить Коля умел. Однажды его разведгруппа лежала уже не один час у занятой врагом деревни. Немцы не давали поднять голову, палили из пулеметов в нашу сторону. И вдруг стрельба стихла. Николай Васильев на минуту отполз в сторону, вернулся и таинственно сказал:

— Хлопцы, знаете, что я узнал? Фашисты из деревни убежали!

— Да ну? — удивились разведчики.

Не ввязываясь в дальнейший разговор, Васильев побежал к строениям. За ним поднялась вся группа… Немецкий гарнизон наши солдаты уничтожили гранатами.

— А ты говорил: «удрали», — упрекали после друзья.

— Чудаки вы! Дело надо знать. Это я вам залил для храбрости. Знал, что в этот час немцы пожрать уходят. Лучшего момента для броска не придумаешь…

Весной в подразделения нашей дивизии начало поступать пополнение. Шли бить немца люди, освобожденные из фашистской неволи. Новобранец и бывалый солдат быстро находили общий язык. Воевать придется в лесах и болотах, встретится не одна водная преграда. Немец укрылся за минными полями. Поэтому надо учиться, не жалея сил. В нашем тылу шли непрерывные учебные бои. С пехотой действовали саперы, инженерные войска, танкисты. Восстанавливались «разрушенные» мосты, сооружались плоты.

Кипит муравейником прифронтовая полоса. По приведенным в приличный вид шоссейным и проселочным дорогам снуют газики. На дивизионные обменные пункты доставляются снаряды, мины, патроны. Высятся штабеля железных бочек с бензином, мазутом. Растут склады продовольствия. Тут и мешки с сухарями и крупами, ящики с тушенкой и концентратами, с махоркой, солью и сахаром.

На переднем крае и в резервных частях — разноязыкий говор. Чешутся руки схватиться с немцами в решающих боях у русского и украинца, у белоруса и казаха, у туркмена и якута — у представителей многих народов нашей большой советской семьи.

Антон Шевеленко стал солдатом уже после того, как Красная Армия освободила его родное белорусское село. Он отлично освоил пулемет. В кармане его гимнастерки лежал согнутый вчетверо тетрадный листок. На листке — скупые фразы: «Убил из винтовки 6 фашистов. Из ручного пулемета — 15. Из станкового пулемета — 27. Из автомата и гранатами — 4. Взял в плен — 3». Можно понять гордость этого бойца. В начале войны он был мальчишкой. На его глазах гитлеровцы чинили суд и расправу над старым и малым. Жажда мести привела его сначала к партизанам, а потом к нам.

Вместе с Антоном Шевеленко служили в нашей дивизии братья казахи Муса и Жанбек Бакеевы. Муса начал воевать под Москвой, а младший брат Жанбек пришел с пополнением. Трогательной была эта встреча.

В старинной солдатской памятке говорилось: «Зри в части семью, в начальнике — отца, в товарище — родного брата, в подначальнике — младшую родню: тогда и весело, и дружно, и все нипочем». Примерно так и говорил своему младшему брату опытный Муса.

— Хорошая наша часть. Полюбил я ее, полюбил за дружбу, за товарищей. Если ошибся — поправят, отличишься — поощрят, в беде не оставят. Когда попал на фронт — неуютно было, дом часто вспоминал, даже забывал, что рядом немец. Подходит ко мне капитан Рязанцев и говорит: «Ты почему, Муса, не стреляешь? Зачем ты пришел сюда? Винтовка у тебя новая. И глаз меткий. Ты только посмотри, что делается кругом: немец свинцом нас поливает, солдаты нагло по траншеям расхаживают. А ты, хозяин своей земли, молчишь. Разве не про тебя в одном стихотворении говорится:

Обидными показались мне тогда слова капитана Рязанцева. Но разбередили они мое сердце, разожгли страсть охотника. И пошел у меня с тех пор счет убитым фашистам. За месяц целую дюжину уничтожил. И это из простой винтовки. А потом мне снайперскую винтовку вручили. Медалью наградили. Дважды я бывал в госпиталях. Потом пешком шел не одну сотню километров. Можно было, Жанбек, не мучиться. Бывалого солдата в любую часть примут. А я упрашивал, умолял начальников направить в родную роту. И все из-за чего? Из-за того, Жанбек, что все в роте любят меня, почитают за то, что не трусил в бою, не лгал никогда и никому. Здесь меня приняли в комсомол, готовлюсь теперь в партию. Если бы ты знал, Жанбек, как рады были мои командиры, когда я вернулся в роту! И капитан, и старший лейтенант, и сержант обнимали меня, руку жали и поздравляли с большой наградой — орденом Славы третьей степени. В газету обо мне написали. Теперь вся страна, наш Казахстан обо мне узнают. Теперь я уже не рядовой, а сержант…