Игорь Гарин - Непризнанные гении

Идеи Киркегора были несвоевременными и стали востребованными лишь в ХХ веке, когда их антигегелевская, антирационалистическая и антигуманистическая направленность вошла в резонанс с «веяниями времени», с утратой «объективного» мира как осмысленной реальности. Можно без преувеличения сказать, что пророческий дар позволил Датскому Сократу не только предугадать пути новой мысли, но во многом сформировать духовную ситуацию XX столетия.

Труды и идеи Кьеркегора оказали значительное влияние на современную европейскую и мировую философию и литературу. Ему многим обязаны Г. Ибсен, К. Гамсун, А. Ю. Стриндберг, М. Унамуно, И. Бергман, К. Барт, М. Хайдеггер, К. Ясперс, Г. Марсель, А. Камю, Ж. П. Сартр, П. Тиллих, Э. Ади, Р. Дарио, Ф. Феллини, С. Поллак, Ф. Трюффо, Ф. Коппола, М. Антониони, Х. А. Сильва, Б. Поульсен, Р. Гвардини, Г. Брандес, П. П. Роде, Л. Шестов, Н. А. Бердяев, В. В. Розанов, А. П. Чехов, Л. Н. Толстой, Д. С. Мережковский, П. А. Флоренский, Л. П. Карсавин… — да разве возможно перечислить всех?..

Книги Киркегора «Или… или» (1843) и «Стадии жизненного пути» (1845) нередко сравнивают с «Фаустом» или «Годами странствий Вильгельма Мейстера» И. В. Гёте, что, как минимум, означает их высочайшую художественную ценность, виртуозную стилистику, равно как и глубину психологического проникновения. Без преувеличения можно сказать, что именно Киркегор и Шеллинг стали первыми мыслителями Нового времени, обратившими мудрость в художественность и афористичность.

По словам Р. Касснера, Киркегор как писатель исполнен невероятной прозрачности, и нет ни одной строки в многочисленных его сочинениях, которая была бы зряшна или пуста.

В заключение — некоторые афоризмы Сёрена Киркегора.

Я счастлив, только когда творю. Тогда я забываю все житейские страдания и неприятности, всецело ухожу в свои мысли. Стоит же мне сделать перерыв хоть на несколько дней, и я болен, угнетен душою, голова моя тяжелеет. Чем объяснить такое неудержимое влечение к работе мысли?..

«Вечное» таинственно-нераздельно с человеком во все возрасты жизни, но внимание смертного отвлечено временным, и он не видит того, что около него.

Если задуматься о вечности, то, конечно, незачем особенно спешить здесь, на земле, но я все-таки буду работать изо всех сил, буду состязаться в прилежании с самым прилежным, буду дрожать над каждой минутой, как нищий над грошем. Всякая мелочь станет для меня важной и будет обработана самым тщательным образом…

Будучи людьми, мы часто оказываемся в ситуациях, в которых мы должны выбирать из несовместимых альтернатив.

Святое Писание — проводник, Христос — путь.

Испытывая нашу веру, Бог может поместить нас в парадоксальную, с религиозной точки зрения, ситуацию мучительного выбора.

Говорят: «Глас народа — глас Божий». И тогда, когда евреи кричали: распни Его?

Объективные проблемы существуют, однако личность не может ответить на них объективно, ибо ей приходится принимать решение о своем субъективном к ним отношении.

Наша эстетическая жизнь свободна от обязательств, но этические ситуации требуют от нас решающих решений.

Индивидуальное важнее универсального.

Человеческая жизнь пронизана неопределенностью, преодолеваемой только человеческой решительностью.

Всякое человеческое существование по сути своей парадоксально.

Жизнь внутреннего «я» не поддается полному внешнему выражению.

Главное несовершенство человеческой природы состоит в том, что цели наших желаний — всегда в противоположном.

Старость, как известно, осуществляет мечты юности; пример — Свифт: в молодости он построил дом для умалишенных, а на старости лет и сам поселился в нем.

Удивительно! С каким страхом цепляется человек за жизнь, одинаково боясь и утратить ее, и удержать за собою.

Я одинок, я всегда был одинок; я покинут не людьми, — это меня не огорчило бы, — а гениями веселья.

Моя печаль — моя крепость…

Жизнь превратилась для меня в горький напиток, а мне еще приходится принимать его медленно, по счету, как капли…

Двери счастья отворяются, к сожалению, не внутрь тогда их можно было бы растворить бурным напором, а изнутри, и потому ничего не поделаешь!

Моя душа, моя мысль бесплодны, и все же их терзают беспрерывные бессмысленные, полные желания родовые муки. Неужели же мне никогда не сообщится дар духа, который бы развязал мой язык, неужели я навеки осужден лепетать?

Никогда не следует падать духом. «Когда беды и несчастья обрушиваются на человека самым жестоким образом. в облаках появляется спасительная рука», — так сказал недавно за вечерней господин пастор.

Лучшим доказательством ничтожества жизни являются примеры, приводимые в доказательство ее величия.

Как жизнь пуста, ничтожна! Хоронят человека: провожают гроб до могилы, бросают в нее горсть земли: туда едут в карете и возвращаются в карете; утешают себя тем, что еще долгая жизнь впереди.

Всё идет к тому, что скоро будут писать лишь для толпы, для невежественной толпы, и лишь те, кто умеет писать для толпы.

Я не хочу бить толпу (одиночка не может бить массу), нет, я хочу заставить ее бить меня. Вот в каком смысле только я пущу в ход насилие. Раз толпа примется бить меня, внимание ее поневоле должно будет пробудиться. Еще лучше, если она убьет меня, — тогда внимание ее сосредоточится всецело, а стало быть, и победа моя будет полной.

Люди, собственно, еще не так испорчены, чтобы прямо, с намерением делать зло. Обыкновенно они бывают ослеплены и сами не ведают, что творят. Все же дело в том, чтобы, так или иначе, вызвать их на решительные действия.

Реформатор, ведущий борьбу с сильным мира сего (папой, императором — словом, с отдельным человеком), должен добиваться падения этого сильного, но идущий против бессмысленной толпы должен добиваться собственного падения!

Вся эта вздорная болтовня о «национальности» — шаг назад к язычеству. Христианское учение стремится именно искоренить языческое поклонение национальностям.

Окончить совсем Дон Кихота нельзя: его надо изображать постоянно на лету, в погоне за бесконечным рядом. Дон Кихот бесконечно совершенствуется в безумии.

Сначала человек грешит по слабости своей, берущей над ним верх. Затем человек впадает в грех и вновь грешит уже с отчаяния.

Что такое поэт? — Несчастный, переживающий тяжкие душевные муки; вопли и стоны превращаются на его устах в дивную музыку. Его участь можно сравнить с участью людей, которых сжигали заживо на медленном огне в медном быке Фалариса: жертвы не могли потрясти слуха тирана своими воплями, звучавшими для него сладкой музыкой.

И люди толпятся вокруг поэта, повторяя: «Пой, пой еще!», иначе говоря, — пусть душа твоя терзается муками, лишь бы вопль, исходящий из твоих уст, по-прежнему волновал и услаждал нас своей дивной гармонией.