Игорь Гарин - Непризнанные гении

Всё, чему учил С. Киркегор, к чему призывал, он прежде всего проигрывал на себе, в себе. Он чутко вслушивался в себя, через себя он пытался проникнуть в суть человека и человечества.

«Неспособный постигнуть такие задачи, как будущее всего человечества или какие бы еще ни были требования времени, я всячески сосредоточился на самом себе».

Как до него Блез Паскаль, а после него Фридрих Ницше, Сёрен Киркегор прекрасно понимал, что весь принадлежит будущему!

«Если моему времени не суждено меня понять, ну что же, в таком случае, я принадлежу истории.

Не только мои сочинения, но также и моя жизнь, причудливая интимность всего ее механизма, станет предметом бесчисленных исследований».

«Бунт» Киркегора — не столько даже протест против этатической этики и тотальной философии Гегеля, сколько острое чувство нарастающей тоталитаризации самой жизни, свидетельство приоритета жизни над мышлением. Я существую, следовательно, мыслю — в этом антикартезианском афоризме выражена сущность его «индивидуализма»: первичность человечности и экзистенции в мире головных «универсальных» идей.

Как отвечал Киркегор на грядущую объективацию жизни, на тотальность и рационализацию? —

«Моим тезисом было, что субъективность, внутреннее устремление есть истина.

Я должен найти истину, являющуюся истиной для меня».

Главное зло существования — «торжество истины», «великая правда», претензия на божественную объективность.

Гегель как никто понимал, что истина не есть только субстанция, но равным образом — и субъект, но, в отличие от Киркегора, видел в субъекте лишь стадию восхождения к абсолюту, этап несчастного сознания, подлежащий отрицанию в абсолютном. Для него высшей точкой самосознания было примирение единичного и всеобщего, поглощение первого вторым, то есть именно та тотальность, против которой поднял бунт Киркегор.

Киркегор объявил человеческую истину субъективной. Это означает не релятивность, но действенность, продуктивность: истина состоит «в самоактивности личного присвоения истины», страстности искания, обретении истины в страдании, как обрел ее Авраам. Авраам, говорит Киркегор, не размышлял, а верил, потому и стал отцом веры. Истина Киркегора — не абсолютна, а страстна, экзистенциальна, личностна: противоположна мышлению, при котором мыслящего не существует.

«Творческая экзистенция Гёте именно потому так высока, что свое существование как писателя он умел привести в соответствие с действительностью своей жизни».

Л. Шестов: «Свою философию Киркегор называл экзистенциальной — это значит: он мыслил, чтобы жить, а не жил, чтобы мыслить».

Не оспаривая нравственный долг, Киркегор придавал ему статус личного, индивидуального искания: человек должен пережить поступок как результат собственного выстраданного опыта. Вера, страдание, раскаяние, боль содеянного определяют высшее выражение нравственного.

…Страсть бесконечного есть истина. Но страсть бесконечного именно и является субъективностью, таким образом, субъективность приходит к истине.

Истина человеческого существования, экзистенция сама есть то, что мышление не в состоянии понять, она есть «брешь во всяком мышлении». Здесь мышление останавливается. Формой постижения истины-парадокса может быть только вера. При этом парадоксальному характеру истины в иррационалистической философии Киркегора соответствует вера посредством абсурда. Парадоксальность истины не только не позволяет на основе доводов разума убедить индивида верить в эту истину, но даже отталкивает индивида своей абсурдностью, и решившийся верить — верить вопреки очевидной невозможности подобной истины — идет на риск. Без риска, говорит Киркегор, веры не существует. Индивид, способный постичь Бога объективно, не имеет веры, но именно потому, что объективно Бога постичь нельзя, нужна вера. Задача такой веры — «заботиться в каждый момент о том, чтобы обнаруживать невозможное, парадокс, и затем крепко хранить его со страстью внутреннего».

Всякая система может быть построена только с позиции вечности и Бога. Но подлинное творчество неотторжимо от времени, места и личности творца.

Трудности умозрения растут по мере того, как приходится экзистенциально осуществлять то, о чем спекулируют. Но в общем в философии (и у Гегеля, и у других) дело обстоит так же, как и у всех людей в жизни: в своем повседневном существовании они пользуются совсем другими категориями, чем те, которые они выдвигают в своих умозрительных построениях, и утешаются совсем не тем, что они так торжественно возвещают.

В «Заключительном ненаучном постскриптуме» (1846), который многие считают наиболее значительным произведением Киркегора, автор с исключительным художественным мастерством описал разные жизненные позиции, последовательно показав, что христианский образ жизни достигается движением от эстетического через этический к религиозному. «Философские крохи» и «Окончательный ненаучный постскриптум» — два главных источника идеи «экзистенциального мышления». Они лежат в основе современной «философии существования». Фактически Киркегору принадлежит концепция «своего пути», без которой невозможно ни познание, ни духовная жизнь как таковая.

Киркегор пытался по возможности рельефно определить категории истины, веры, откровения, разума, ответственности, создать оригинальную и глубокую философию религии. П. Тиллих считал Киркегора психологическим писателем, описавшим такие основополагающие элементы человеческого существования, как «страх», «отчаяние», «индивидуальность», «меланхолия» и т. д. по его словам, конечность и греховность человека никогда прежде не подвергались столь глубокому психологическому анализу.

То, что « наши » именовали антигуманизмом Киркегора, было признанием абсолютной ценности человеческой жизни, его гневным протестом против умерщвления личности в системе и внутреннего мира во внешнем.

«Случай Киркегор» является для меня грандиозным символом восстания духа против беспробудной гражданской спячки, подземной слепоты, абсолютного небрежения, полной утраты эстетической и духовной чувствительности. Общество не просто не слышало человека, говоря по-испански, вопящего устами своей раны, но третировало визионера и пророка, не просто далеко упредившего свое время, но заложившего основы современной философии жизни, истины, веры.

Перед нами уникальный пример безвестности величайшего мыслителя, не замеченного или проигнорированного современниками, творца новой философской и религиозной парадигмы, оказавшей огромное влияние на духовную и интеллектуальную жизнь нашего времени. Мало кто из известных мыслителей Нового времени может сравниться с С. Киркегором по глубине и силе духовного воздействия, актуальности, количеству комментариев, трактовок, дешифрованных символов и метафор — я уж не говорю о его литературном блеске, прекрасном стиле, афористичности и отточенности мысли.